Выбрать главу

— Но дети ваши, естественно, первые слушатели и ценители?

— Не первые и не последние. С какой стати их это должно интересовать? У меня масса ошибок в воспитании, и вот эта тоже — у нас не очень силен почтительный фон по отношению ко мне. Это в доме не очень приветствовалось и развивалось. Иногда мне это вредит, но зато они имеют собственные любови, собственные привязанности — и пускай себе. Они точно не фанаты моего творчества, но вот что уж точно меня совсем не тяготит. Пусть они будут фанатами кого захотят: Кафки, Эко, Цветаевой… Почему они должны любить меня? Пускай так с прищуром присматриваются… Ничего мне больше не ну ясно.

Понимаете, дети уже взрослые. Старший — Антон — уже диссертацию по детским книжкам написал, пишет эссе, рецензирует и делает другие разнообразные вещи. Средний — Олег — в театральном училище, а сейчас каникулы, и он снимает мультфильмы. Ася пишет что-то свое и записывает. Года три-четыре назад они как-то объединились и какую-то музыку играли, в том числе и публично. Сейчас они это делают редко, но иногда можно наткнуться на какую-то их антрепризу. А в еще более дальнее время мы вместе в кукольный театр играли. Дети резвятся по-разному и, что очень важно, не под моим руководством.

Я очень антитоталитарна, я против любого рода железных рук, любого рода памятников, очень против кумиротвореиия. И все же важные, главные вещи я очень берегу в себе и в детях стараюсь проращивать.

— Вы начинали писать и петь свои песни, когда были уже такие суперстар, как Ким, Визбор, Высоцкий, Окуджава… Вы стояли рядом или особняком?

— С Окуджавой у меня были своеобразные многолетние отношения — кое в чем они были дежурны и загадочны, кое в чем очень формальны и сложны. В силу жизненных обстоятельств они еще несколько запутались. Но с моей стороны это всегда была — без низкопоклонства — очень яркая и щемящая любовь. А с его стороны было такое поглядывание сверху — в иные годы оно было очень неравнодушным, впоследствии более равнодушным. Ну что поделаешь?

Высоцкого я не знала, хотя 1980 год был пограничным. У нас была дружба с драматургом Олегом Осетинским, сценарий которого был запущен на Одесской киностудии. Годы прошли, но я помню, что в этом сценарии была такая небольшая набоковщина — бывалый мужчина ведет с собой девочку на башню к шпилю — вы думаете, чего? — высотного сталинского дома. Вот такая история в замкнутом пространстве с некими взаимоотношениями. К главной роли будто бы был приговорен Высоцкий, а я уже написала песню, предназначенную девочке. В августе 1980 года мы предполагали познакомиться, но не довелось…

С Визбором я хорошо была знакома, и ужасную его милоту и дружественность прижизненную ощутила на себе, и горечь утраты…

С Кимом я дружу и приятельствую по сей день. И я счастлива, что он жив-здоров. Все-таки мы все уже чуть-чуть уходящие натуры.

Когда-то я очень хотела внутрицеховых корпоративных отношений, но не знала их никогда. Жила и живу в работе сама по себе.

Беседовала М. Рюрикова, 2000 г.

Аэротика

* * *
Каждая кроха просит: Не проходи! Каждая кроха носит Сердце в груди.
Хоть и дымит треножник — Боли не причиняй, Не мелочись, художник, Не укрупняй.
Из пустяков, безделок Сложен весь этот мир. Не будь, художник, мелок. Будь — ювелир.
* * *
He заметив, что дети предпочли бы тату или пирсинг, Не заметив, что люди все уехали на Кот-д’Азюр, Самый твердый на свете пушистый задумчивый персик Я возьму, надкушу и присяду на пыльный бордюр. Не заметив, что жизнь оказалась чудным извращенцем, Не умеющим помнить, не знающим сладких границ, Я укроюсь китайским прекрасным как сон полотенцем, И цветы там, и фрукты, и перья невиданных птиц. Дайте жить, дайте петь, отнимите судьбу как проблему, Опустите как в трюм, отпустите меня как в тюрьму. Я хотела успеть написать не роман, так поэму… Но для этого надо очутиться хотя бы в Крыму. Хорошо бы, чтоб память оказалась конфетной коробкой, Полной ласковых писем, таких, что вовек не прочтут. Хорошо бы флакон закрывался фигурною пробкой. Все потеряно, все. А хрустальная пробочка — тут.
* * *
Никакой в этом мире поэзии. Никакой в самом деле мечты. И подушечки пальцев порезаны. И страницы скандально пусты.