И поплывет конверт во время оно,
В размякшую, расслабленную даль,
Где пьется амаретто ди сароно,
Не горестный, а сладостный миндаль…
И знаешь, эта музыка не смертна,
Пока ты светишь у меня внутри.
Омерта, говорю себе, омерта!
Омерта, дорогой мой, — повтори.
* * *
Вместо крикнуть: «Останься,
Останься, прошу!» —
Безнадежные стансы
Тебе напишу…
И подумаю просто:
Что же тут выбирать?
Я на теплый твой остров
Не приду умирать.
Но в углы непокорного рта
Твоего
Дай, тебя поцелую —
Всего ничего…
Я сама ничего тут не значу.
Запою — и сейчас же заплачу.
* * *
На мое «когда?» говоришь: «всегда!»
Это трогательно, но неправда.
Нет-нет — повторяю себе — да-да…
Это обморок, но не травма.
В этом облаке-обмороке плыву,
Едва шевеля руками.
И зову тебя, и зову, и звоню
С бесконечными пустяками.
* * *
И ленивенько процедив:
«Как дела, дружок, как дела?»
Я, мой миленький, поняла,
Что закончился рецидив.
Не хочу с тобой говорить
Ни о деле, ни о душе.
А прочувствовать, воспарить —
Не хватает меня уже.
И, со вскинутой головой,
Я, чужая в миру жена,
Вот стою тут перед тобой —
Абсолютно разоружена.
Абсолютно, абсолютно,
Абсолютно разоружена.
* * *
Хоть маленький сон, хоть малюсенький…
Взгляну на тебя, ничего?
Вот видишь, молюсь и молюсь тебе,
Беспечное ты божество.
За дымной завесой, за пыльною,
И губы ладонью закрыл.
Боишься, я крикну — «забыл меня?»
А ты — ничего не забыл.
* * *
Ну, как вообще?
Говоришь ты уверенно,
Дрожащие губы мои пригубя.
Да видишь, жива!
Отвечаю растерянно…
Жива без тебя.
Без тебя.
Без тебя.
Без тебя.
* * *
Да я сама такой же тонкости в кости.
Возьми и скомкай, и сломай меня в горсти.
Но я не хлипкая, взгляни в мои глаза!
Скорей я гибкая стальная полоса.
…Не слушай, миленький, все это болтовня.
Уж как обнимешь, так отпразднуешь меня.
Не бойся алого дразнящего огня,
А бойся маленькой заплаканной меня.
* * *
А вот теперь другая женщина
Пускай — слова мои споет.
А я писала между жестами,
Навзрыд, навылет, напролет.
Слова обуглятся, оплавятся
И — канут в дымчатый песок.
Но, может быть, тебе понравится
Чужой высокий голосок?..
* * *
Хочу увидеть тебя в костюме.
В волшебно-серо-стальном костюме…
Конечно, прежде иного хотелось,
Но это было вотще, вотще…
А я уже и не рвусь на части!
Чего же я буду рваться на части?
Ведь ты теперь — большое начальство.
Да и вообще, и вообще, и вообще, и вообще,
И вообще!
* * *
Мы другие, но все же мы те же.
Все давно в тайниках, в дневниках,
Мы встречаемся реже и реже.
Реже некуда, реже никак!
Я твой день, уже позавчерашний,
Но — целую твой ветреный лоб,
И — мурашки, мурашки, мурашки, мурашки,
Мурашки — и полный озноб.
* * *
Я теряю тебя, теряю.
Я почти уже растеряла.
Я тираню тебя, тираню.
Позабудь своего тирана.
Вот бескровный и безмятежный
Островок плывет
Чистопрудный.
Заблудился мой голос нежный
Над Неглинною и над Трубной.
Я теряю тебя, теряю.
Просто с кожею отдираю.
Я теорию повторяю,
А практически умираю!
И играет труба на Трубной,
И поют голоса Неглинной
Над моей головой повинной,
Над душою моей невинной.
Так идем по стеклянной крошке,
Напряженные, злые оба.
Намело на моей дорожке
Два совсем молодых сугроба.