* * *
Поэт — у древа времени отросток.
Несчастный, но заносчивый подросток.
Обиженный, но гордый старичок.
Коры кусок, и ветка, и сучок.
Поэт — у древа времени садовник.
Босой, как нищий, важный, как сановник,
Носящий на груди свою беду,
Просящий: «Подожди!» свою звезду…
Поэт — у древа времени воитель.
Чужой и тощей почвы освоите ль.
Поэту поклонялись племена,
Поэту покорялись времена.
Стоит к стволу спиною, отчужденный.
Уже приговоренный, осужденный.
Сейчас его повесят на суку.
Вот так оно и было на веку!
Поэт — у древа времени отросток.
Несчастный, но заносчивый подросток.
Обиженный, но гордый старичок.
Кора. Листва. Садовник… Дурачок!
* * *
H. Матвеевой
Эта маленькая женщина поет.
Эта маленькая женщина поэт!
Ни очнуться, ни проснуться не дает
Ей кораблика далекий силуэт.
И не птичка, и не рыбка —
Под косынкою висок.
Неверна твоя улыбка,
Ненадежен голосок.
Кто велел тебе с шарманкою бродить,
А продать ее за звонкую за медь?
Кто велел тебе сто песенок родить,
А ни дочки, ни сыночка не иметь?
Ни шарманка, ни волынка,
Откровенно говоря…
Пусть тебе морская свинка
Все расскажет про моря!
Ты и с пристани ушла-то на часок,
А тебя закрыли дома на засов.
И устала ты за штопкою носок,
И ссутулилась над стопкой парусов.
Ни морячка, ни рыбачка,
А со лба стираешь соль.
Ты чудачка, ты гордячка!
Ты — премудрая Ассоль…
* * *
Прощай, — говорю себе, — мемуаристика!
Некого вспомнить, прошу извинить.
Все акробатика, все эквилибристика,
Если некому, некому позвонить.
Но некому: «Здрасьте, Павел Григорьевич!
Тут у меня новых стихов пяток.
Нет, не на сборничек и не на подборочку,
А лишь на заварочку да на кипяток».
Но некому: «Здрасте, вот эта музыка!
Корней Иванович, как сыграть?
Пускай мне скажет хоть ваша Мурочка,
Не то я брошу свою тетрадь!»
Но некому: «Здрасьте, Михаил Аркадьевич!
Может быть, я забегу налегке?
Можно меня водою окатывать,
Можно меня трепать по щеке…»
Вот так бы строчить и строчить, учитывая,
Что услышать — не означает прочесть.
Все можно, все можно простить Учителю.
Если этот Учитель есть.
* * *
Вдали истаял контур паруса,
паруса, паруса.
Вдали истаял контур паруса, просторы пусты.
И наступает долгая пауза,
пауза, пауза —
И наступает долгая пауза — готова ли ты?
Судьба трепещет за пазухой,
трепещет за пазухой.
Судьба трепещет за пазухой, оплавив края.
А что там будет за паузой,
паузой, паузой?
А что там будет за паузой? Готова ли я?
И вновь зовет и колышется,
зовет и колышется,
И вновь зовет и колышется зеркальная твердь.
И все же музыка слышится,
слышится, слышится.
И все же музыка слышится, и пауза не смерть.
* * *
Он играет, играет «Элизе»…
Без конца повторяет урок.
Но мерещится — ближе и ближе
Подступает волшебный «Сурок».
Прихотлива прекрасная дева,
Прихотлива и страшно строга.
С ней, пожалуй, не сделаешь дела —
Не получится с ней ни фига.
На чахоточный слабый румянец
Ты себя же, дурила, обрек…
Но стоит под окном оборванец,
И шарманка при нем, и зверек.
Эти фижмы, улыбки, оборки,
Эта мягкая влажность руки…
Девы мелочны и дальнозорки —
Но светлы и пушисты сурки!
Он играет, играет «Элизе»…
Он повел бы ее под венец!
Сердце будет дробиться, делиться,
А потом разобьется вконец.
Но играет — молчите, молчите!
И шарманка ему не пророк.
Он не бабе играет — мальчишке,
У которого — верный сурок.
* * *
Я всегда подгоняю поезд,
Даже если он самый скорый,
Потому что ничто не мчится
Так же быстро, как жизнь сама.
Я всегда подгоняю повесть,
Даже если писатель хороший,
Потому что ничто не мчится
Так же быстро, как жизнь сама.
А жизнь нельзя подгонять нисколько.
Ее одну подгонять не надо.
Потому что ничто не мчится
Так же быстро, как жизнь сама.
Жизнь — сама тебе скорый поезд.
Жизнь сама — недлинная повесть.
И ее подгонять не надо.
А себя подогнать — не грех.