Стражи, столь необходимый в этот момент, всё не было. Зато примчался запыхавшийся повар, за которым кто-то всё-таки удосужился послать.
Вероятно, в мёртвой голове кабана именно этот толстый мужчина в белом и был признан главным врагом. Кабан мигом потерял интерес к слугам, всё, что он хотел — это впиться клыками в сочный жирный поварской бок и изрядно потрепать этого мужчину. Подозрительное хрюканье, издаваемое кабаном на каждом шагу, тоже не сулило ничего хорошего.
— Ты, сволочь, не доготовил кабана?! — обвинительно воскликнул король, не заботясь о том, что оживлённые терпеть не могут громкие звуки. — Ты?!
Кабан обернулся. Он, конечно, хотел обидеть свою жертву, но самолично. Ущерб повару оживлённый собирался наносить самостоятельно, а не делиться с какими-то лже-королями. К тому же, если этот лже-король его однажды уже убил.
Потеряв всякое терпение, кабан бросился на Юстиниана. Верные слуги, позабыв об опасности, грозившей королю, помчались к выходу. Единственное, о чём они думали — это как уберечься от острых кабаньих клыков.
Наконец-то с пальцев Себастьяна сорвалась синяя искра. Она врезалась в кабана, и тот, угрожающе хрюкнув в последний раз, вдруг решил изменить манеру поведения. Нехотя, повизгивая при этом, он взобрался сначала на стул, а потом и на стол, совершая для жаренной туши совершенно немыслимые пируэты, а потом вернулся на тарелку и осел на неё. Айрис выдохнула от облегчения, отпуская наконец-то оживленного на свободу. Всё же, с растением ей удавалось совладать немного легче, а леди Трау, очевидно, очень давно умерла и не проявляла столь откровенно свои естественные желания.
— Неужели нельзя было сделать это с самого начала?! — обвинительно воскликнул Юстиниан. — Я столько пережил… Себастьян, это было жестоко.
— Увы, — развёл руками лорд Брайнер, — я оказался бессилен перед чужой магией. Сам не знаю, кто создал оживленца, но ведь тебе известно, что у нас очень мало контроля над силами других некромантов. Но кто б это ни был, он силён и не желал принимать мою помощь.
Это была Айрис, и от помощи Себастьяна она не отказывалась — другое дело, что тот сам не спешил останавливать взбесившегося фаршированного кабана.
— Мне уже как-то не хочется его есть, — тем временем вальяжно отметил лорд Брайнер. — Может быть, Юстиниан, ты покажешь мне, где будет проводиться решающий этап отбора.
— А? Что? — переспросил король. — Отбора… Да-да, я покажу тебе тот зал. Там, правда, практически ничего ещё не готово… Пойдём, — он поднялся. — Пойдём…
Юстиниан был растерян. Мысль о постороннем некроманте совершенно выбила его из колеи, а кабан, периодически издающий непристойные звуки даже в успокоенном варианте, кажется, совершенно не внушал доверия.
Себастьян взглянул на Айрис, и она почувствовала, как в её голове вспыхивают чужие, вкладываемые туда самим Бастианом мысли.
"Прикажи леди Трау, чтобы она позвала Дараэллу. Сейчас же. Мы спешим".
Айрис вздрогнула. Она надеялась на несколько дней спокойствия, но с неожиданной ясностью поняла: либо это решится сегодня, либо никогда. Нельзя было дать время королю созвать публику — при ней они уже ничего не сделают. Да, Себастьян поцелуем не убьёт свою избранницу, но тогда Дара вынуждена будет выйти за лже-Юстиниана, Остин останется в кошачьем теле, а страна — в подвешенном состоянии, потому что невесть что этот человек вздумает сделать со страной завтра, послезавтра или через полгода.
Девушку охватила решимость. Уже посылая импульс леди Трау, она чувствовала: либо всё закончится сегодня, либо никогда.
Глава тридцать шестая
Только покинув обеденный зал, Юстиниан несколько успокоился. Почему-то Айрис показалось, что напугал его не так кабан, в принципе, не способный причинить особенного вреда, а неизвестный некромант. Король не пылал восторгом от перспективы работы с Себастьяном, но именовал его другом и мог более-менее доверять. Этот же, посторонний, мог знать тайны, которые Юстиниан никому не хотел открывать, и обладать силой, способной нарушить тот хрупкий баланс, сохраняемый уже два десятка лет, который так старательно расшатывал и Его Величество.
— Сначала я думал провести церемонию отбора в тронном зале, — признался Юстиниан. — Но мне показалось, что это будет излишне торжественно. Тем более, придётся выносить трон, чтобы пустым креслом не маячил перед глазами.