Дешёвые цацки!
Позволить так себя облапошить! Скорее всего, Нонна подменила «товар», пока Кубышка смотрел на её руки. Старый трюк фокусников и мошенников. Когда он понял, в чём дело, то пришёл к выводу, что настоящие драгоценности спрятаны у меня, и поэтому он здесь, вот только кто ему дал мой адрес, Нонна? Боже! Что он с ней сделал?
Я должна заявить о случившемся.
Я поднялась на дорогу, села на велосипед и повернула на Миколашу. Это ближе всего.
И надо же было на него натолкнуться! Если бы я раньше выехала в Сарню, если бы я позже выехала в Сарню, если бы я не потеряла газету.
В газете я прочитала о единственном сыне вдовы из нашей деревни. Красивый рассказ: о борьбе с произволом стихии и сохранении человеческого достоинства даже в случае поражения.
На самом же деле, налакавшийся третьесортного пойла оболтус пошёл ночью ставить сети и утонул в мелком месте под мерцание Большой Медведицы, равнодушной соучастницы браконьеров и воров.
Когда Большой Ковш появляется в небе, осиротевшая мать выходит на берег, ругает и проклинает безжалостную воду: «Чтоб в тебе все растения сгнили, повымирала вся рыба, чтоб ты высохла!»
Я сбежала к Озеру. В лучах солнца оно шумело весенним штормом.
Ветер вырвал у меня лист газеты, унёс, завертел и бросил на вспененный гребень, будто посадил какую‑то странную птицу, которую вскоре захлестнула волна.
Я собирала это издание. Чтобы восстановить утраченное, мне нужно было съездить в Сарню. Там пять экземпляров этой газеты продавали в киоске и шесть — распространяли по подписке. Брали доктор, ксёндз, дантистка, учителя.
Я не добралась до Сарни, у Безрудной Горы наткнулась на мёртвого Кубышку. Я заехала к солтысу, в Миколаше это единственный телефон кроме лесничества, дом заперт, во дворе пусто, все в поле. У лесника то же самое. Оставалась почта в Сарне, до неё было дальше всего, но это было самое надёжное. Я повернула обратно.
На Безрудной Горе уже были люди.
Около разбитого автомобиля теснились рабочие лесничества со «штайра»{8}, перевозившего кругляк с дальней вырубки к месту сплава неподалёку от Сарни. Какой‑то мужчина на мотоцикле поехал сообщить на пост в Вигайнах. Новость о происшествии распространялась со скоростью транспортных средств. Начали собираться зеваки. Подошли и лесничий с женой — они возвращались из поликлиники.
— Я как затормозил, кто‑то дал тягу в молодняк в той низине, — рассказывал водитель «штайра».
— Мужчина или женщина? — интересовалась девушка на мопеде.
— Парень.
— Здешний?
— А кто его знает. Я его близко не видел, он сразу убёг.
— Может, что взял, люди сейчас до всякого жадные.
Я встрепенулась. Сошла вниз, на камнях всё так же лежал мёртвый Кубышка. Поддельные драгоценности исчезли все до единой. Исчез и разорванный кошель из потёртой позолоченной кожи, украшенный литерой Нонны.
— Отойдите, вы все следы затопчете. Как же так можно, вроде бы умные люди! — по обочине спешил милиционер.
Он считался уже местным, много лет жил в Вигайнах и близко сошёлся с жителями, однако разговоры о похитителе прекратились. Никто о нём милиционеру не сказал. Не будучи спрошены прямо, местные жители не торопились выкладывать подробности. Эта сдержанность переходила у них из поколения в поколение. Лишь бы подальше от привлечения в качестве свидетелей, вызовов в отделение, дачи показаний в суде. Я соглашалась с такой точкой зрения, но сказала ему, что здесь уже была раньше и ездила в Миколашу, чтобы сообщить о происшествии. Так было безопаснее: меня мог кто-нибудь видеть так же, как и того парня, которого спугнул «штайр». О кошеле с бижутерией я не осмелилась рассказать.
Милиционер не спеша натянул перчатки и обыскал карманы погибшего. Нашёл портмоне, вынул из него удостоверение личности.
— Ольховяк Мартин, — громко прочитал он. — Кому-нибудь говорит что-нибудь это имя?
Никто не отозвался.
Для меня имя и фамилия Кубышки тоже прозвучали чуждо: за всё время я их слышала только раз или два, а так всегда знала его только по кличке.
— Может, кто-нибудь его опознал? — приглашал к разговору милиционер, пытаясь скоротать время в ожидании следственной группы.
Я промолчала. У меня не было намерения показывать своё знакомство с Кубышкой.
— Похожего на него я видел с одним варшавянином, у которого новый дом на берегу Озера. Они вместе ходили рыбачить, охотиться на уток, а может, и на кого покрупнее. Но точно ли это он, трудно сказать.
Сдержанное свидетельство. Безопасное, издалека. Его не свяжешь ни с браконьерством, ни с самовольными рубками, ни с дачей взяток директору семенной станции за повышение классности поставляемого селянами посевного зерна, ни с незаконно содержащимся бугаём — потому что местным коровам почему‑то не подошёл искусственный бык, от которого телята рождались хилые, слабые, а то и вообще мёртвые.