Специалист по наводкам — Кубышка!
Широкие знакомства, разветвлённые отношения связывают его с истеблишментом, его сателлитами, с богатыми снобами и особо хищной разновидностью homos parasitos, жирующих на стыке власти и денег.
Кубышка красивый. По нему с ума сходят стареющие женщины и состоятельные педерасты. Но Кубышка не якшается с людьми без положения или без средств. Куница его никогда не видела. Знаёт о нём только из рассказов Нонны, но и то только по этой кличке. А в том богатом, полном всяких благ мире его называют иначе. Здесь же его настоящего имени не знает даже Адам.
С Кубышкой видится только Нонна. Никогда никому не говорит, когда и где с ним встречается. Вероятно тогда, когда отвозит в Варшаву абажуры, вечно одну и ту же самую бутафорию, которую привозит обратно и надёжно запирает в шкафу, чтобы не запылилась.
Возможно, ещё и тогда, когда наряжается очень элегантно, но по‑особому. Становится непохожей на саму себя, и иногда выглядит старше, а иногда — моложе своих действительных лет.
Наводки Кубышки отработаны надёжно, содержат точную информацию о лицах, обладающих бижутерией, валютой, золотом, мехами, столовым серебром, произведениями искусства, редкими книгами, литературными памятниками. Как правило, люди Нонны не берут крупных, тяжёлых вещей, за исключением тканей и ковров. Старых ценных «персов», «афганцев» или «туркменов».
Кроме системы сигнализации, важнейшим является описание и указание мест расположения предметов, какие необходимо забрать, и точное время отсутствия хозяев.
Кубышка дорогой. После реализации взятого, себе берёт одну треть и только в «зелёных». Вообще всем лучше всего, когда на «поляне» много «зелёных». Хабар, который надо переводить в деньги, доставляет много хлопот, увеличивает риски, но и солидным воровским фартом позволяет жировать перекупам.
Вместе с наводкой появляется план.
— Присмотрись, Куница, — говорит Нонна и раскладывает сделанный от руки рисунок с обозначением сторон света и мест проникновения на виллу, доступных Кунице и тех, которые необходимо отпереть, когда она проскользнёт внутрь через потолочный фонарь, окошко полуподвала или другое более или менее защищённое, но доступное для Куницы отверстие, чтобы открыть двери сообщникам.
Куница осматривает план, слушает пояснения, задаёт вопросы, участвует в обсуждении. И это так необычайно приятно, плечом к плечу с Адамом, Кардиналом и Нонной, как равная с равными.
— На объект зайдёшь здесь, — Адам согласовывает место, где перережет сетку забора или иным образом подготовит Кунице проход.
— Можно сжигать, — разрешает Куница, когда уже насмотрелась.
— А замок там такой, — отзывается Дедушка, перебирая отпечатки ключей, сделанные на брусочках пчелиного воска. Делает дубликаты, сообщает Кунице о действии механизма и никогда не ошибается.
Знание им предмета просто невероятное. Советует и орудует, не сходя с места. На «работу» уже давно не ходит. Он старый и опытный, вот‑вот разменяет восьмой десяток.
— Последний, кто так отмычками водит, — перефразирует поэта его тёзка Адам, приятель Нонны, который учёный и читает поэзию.
Часто время не позволяет разобраться в системе сигнализации, настолько она сложна и запутанна. Тогда размер «улова» зависит исключительно от Куницы, её умения сориентироваться, точно запомнить расположение комнат, расстановку мебели, местонахождение тайников, обозначенных на плане Кубышкой.
У Куницы есть нюх. Качество, которое либо есть, либо его нет, восьмое чувство, которое нельзя ни приобрести, ни натренировать — оно проявляется непосредственно в деле. Необъяснимый импульс, побуждающий заглянуть именно за эту картину, или пошарить в подушках сломанного кресла, вынесенного в чулан.
— У тебя дар от бога, — с чувством говорит Дедушка, когда Кунице из всего гардероба приглянулось лишь старое мужское пальто с воротником из выдры.
Куницу заинтересовал не мех, а пуговицы. Выпуклые, обтянутые материей, скреплённой на аверсе металлической бляшкой. Самые обыкновенные, снаружи ничем не выдающие своей тайны, разве что весом четырнадцати золотых монет, упакованных в их серединки, словно в футлярчики.
— Ты молоток! — не сдержался даже Кардинал, обычно немногословный парень.
Как в лучах солнца, Куница нежится в славе, гордая тем, что она такая полезная, и старается делать, как лучше, а они её хвалят и удивляются, и не преуменьшают её участия, и выделяют ей справедливую долю, которую принимает на сохранение Нонна.