— Зачем мне твое лицо? Я уже давно мысленно составил твой портрет у себя в душе. Ты мерзкий тип с козлиной бородкой. Сухощавый, тщедушный. Лживый и хитрый. Обладаешь гипнозом, иначе не заставил бы жену Глеба Орлова писать кровью на стенах. При этом ты труслив, безумен. Считаешь себя очистителем грехов, а на самом деле убиваешь невинных людей. Ты…
— Невинных людей? — перебивая, заревел в динамиках голос.
Павлов отметил про себя с улыбкой, что втянул безумца в беседу, выкраивая последние часы их с Костей жизни.
— Невинных людей? — продолжал греметь голос. — Они были ГРЕШ-НИ-КА-МИ!
— Кто дал тебе право судить о грехах? — тянул время майор. — Уж не возомнил ты себя Богом?
— Я слуга Люцифера! Я искупляю грехи человечества! Я очищаю Землю от неправедных вероотступников!
Его голос гремел по всему бункеру. Казалось, невидимый собеседник, брызгая слюной, потрясая кулаками, сейчас в исступлении бьется головой о мониторы.
— Я новый Мессия! Моя вера сподвигла целые учения! Сотни поклонников идут за мной по пятам. Мы истребляем вшивую сволочь подонков!
Теперь голос хрипел, впав в истерику. Визгливые ноты поднимались регистрами на высокие октавы.
— Ты хочешь видеть меня? Хочешь увидеть своими глазами бункер связи?
С этими словами дверь повернулась наружным колесом. Два молчаливых силуэта в монашеских облачениях скользнули за спину майора.
— Привести! — гремел голос. — Пусть эта тварь увидит моё обличие. Пусть узнает, с кем, наконец, свела его судьба!
Павлова, связанного по рукам и ногам, потащили к выходу. Волоча ногами по полу, он прикидывался ослабшим, безвольным, но не забывал опытным взглядом примечать малейшие детали.
Коридор. Еще коридор. Шланги по стенам. Лампы. Нагнетатели воздуха. Несколько дверей. Ответвления тоннелей. Багор, огнетушитель.
«Надо же, — отметил про себя сыщик. — Степень безопасности — и та соблюдается!»
Поворот. Еще поворот. Под ногами кабеля, сгустки проводов, следы ботинок. И везде тишина. Только далекий гул сверху работающих агрегатов. Видимо, фильтры воздушной очистки. А может генератор подачи энергии.
И вот она — дверь. Узел связи. Святая святых подземного бункера.
Оставляя все сомнения, что хозяин катакомб — умалишенный психопат, майор приготовился к худшему.
Когда его втолкнули внутрь, перед глазами майора возник целый комплекс всевозможной аппаратуры. По бокам светились экраны. В центре стол с панелью управления. За столом сидел багровый от приступа незнакомец, одного с Павловым возраста. Без бородки, какой рисовал себе Павлов, но в остальном почти схожий по образу.
— Сидеть! — рявкнул хозяин.
Майора насильно втолкнули в кресло. Заваливаясь спиной на сиденье, майор машинально цепким взглядом стрельнул по углам.
Жужжали приборы. Мигали дисплеи. Пробегали неоновым светом лампочки автоматики. За мониторами, склонившись, сидели еще два адепта с капюшонами на головах. Их пальцы проворно бегали по панели управления. Мягкий свет, мерцая, лился с потолка.
— Ну? — прищурившись, потряс кулаками хозяин. — Помнишь меня, паскуда?
Слезящимися глазами, без очков, Павлов не мог разглядеть лица.
— А я тебе напомню, гнида милицейская! Но прежде, расскажу тебе, как будет на глазах у тебя умирать твой помощник. Он сейчас в пустом бункере, привязан к стулу, под которым расположена противопехотная мина. Мы с тобой позабавимся в одну простую игру. Ты ответишь на три моих вопроса. Всего на три. Если ответишь правильно, я упрощу вам смерть — сделаю ее легкой. Если неправильно, то с каждым неверным ответом, твоему щенку будет отрывать взрывом по одной ноге. А в конце его разорвет на куски.
Безумный маньяк откинулся на спинку.
— А пока ему готовят орудие возмездия, я напомню тебе о нашем давнем знакомстве.
— Мы разве знакомы? — подавляя приступ ужаса за судьбу лейтенанта, нашел в себе силы майор.
— Еще как знакомы, собака! Помнишь тысяча девятьсот шестьдесят пятый год? Пятнадцать лет назад? Ты еще был старшим лейтенантом, следователем по делу некой Анастасии Зориной? Помнишь эту девушку, сволочь?
Теперь хозяин бункера нависал над столом, подавшись всем телом навстречу Павлову. Кулаки сотрясали воздух, изо рта брызгала слюна. Майор пытался выудить из памяти давно забытые воспоминания. Тогда он был молод, работал над изнасилованием одной особы, но имени припомнить не мог — давно все было, кануло в Лету.
— А я тебе напомню, сучий выродок! — истекая пеной припадка, орал безумец. — Её звали Настя. И я ее любил! А ты не поверил мне, что я отбивал ее тогда у двух подонков. Они навалились на девушку, я же пытался применить защиту! Если бы не ударил ножом одного и второго, они бы глумились над ней еще долго. И я не виноват, что второй из них скончался от раны, а первый попал в больницу. Это была са-мо-защи-та! — проорал он по слогам. — Понимаешь? Самозащита! Но ты не поверил, передав дело прокурору. А когда меня посадили на десять лет, девушка умерла от нанесенных ей травм. Её же пытали перед тем, как я бросился на защиту! Не знал, паскуда? Её пытали. Потом насиловали. А не подоспей я вовремя, изувечили бы до крайности. Но ты не поверил. Ты был молодым, тебе все было похрен! Девушка умерла. С ней умерла и моя любовь. А я сидел в тюрьме — и все по твоей милости. Вспомнил, ублюдок?