– Хорошо, – кивнул халиф, потирая бороду, – огорчаться тут совершенно нечему. Мои воины храбро сражались, и погибли за правое дело. Теперь они нежатся в райских садах с прекраснейшими гуриями. Я им это лично обещал. Они должны быть мне благодарны за это… Зовите, о неподражаемый король, ваших шутов. Пусть нагонят аппетит, ведь за столом еще столько яств, которые хочется попробовать.
– Да будет так! – воскликнул правитель Западной империи, хлопнув три раза в ладоши и посмотрев вниз.
А внизу, среди сарацинов царило смятение. Конница Иерусалимского легиона, застигшая неприятеля врасплох своей стремительностью, безжалостно уничтожала остатки войска халифа. Старый рыцарь решил никого не преследовать, в этой битве он и так достаточно поубивал своей массивной булавой. Сняв шлем и тяжело крякнув, он, довольный обильным количеством поверженных врагов, весело пробасил:
– Эх, жарко сегодня было! Вот это мы им задали трепки! Еще парочка подобных удачных сражений и мы, глядишь, и в самом деле одержим окончательную победу. Глядишь, и взаправду война закончится. Ты со мной согласен, сынок? Сынок… эй… ты где?
Старый рыцарь окинул взглядом окрестности и увидел своего оруженосца спешившимся, стоящим на коленях с мечом наголо. Юноша, плачущий и трясущийся, был весь измазан кровью.
– Что с тобой, сынок? – спросил рыцарь, подъехав к оруженосцу.
Юноша бросил на рыцаря затравленный, испуганный взгляд и прошептал непослушными губами:
– Че… чело… человека… я убил человека… но я… я… не… я не винова… он… он кинулся на… на меня первым… а я… я… я его убил, - и, совсем раскиснув, оруженосец разрыдался.
– Ну, ну, – начал успокаивать юношу рыцарь, – будет тебе, мальчишка. Теперь ты настоящий мужчина. Воин. А это пройдет. Ты не переживай так, это пройдет. Я тоже, когда в первый раз убил, ревел как девчонка. Ты, сынок, как бы умер и родился вновь, и душа в тебе плачет, как только что появившийся на свет младенец. Теперь ты стал иным, таким как мы все здесь… А это пройдет… это ничего страшного.
Но юноша будто и не слышал увещевания старшего товарища. Он, тупо уставившись в землю, неустанно твердил сквозь слезы:
– Ради чего… ради чего… ради чего…
Рыцарь не знал, что сказать, поэтому попытался процитировать по памяти фрагмент знаменитой пламенной речи благородного герцога Антуана Блэрского, некогда воодушевившего на очередной крестовый поход многих и многих воинов Западной империи.
– Ну… мы сражаемся во имя освобождения бесчисленных народов от кровавой тирании подонка-халифа, который строит на территории своей страны цеха для производства огнестрельного оружия, что является самой настоящей угрозой безопасности нашей империи. Он, проклятый узурпатор, мнит себя властелином мира и мечтает погрузить в хаос междоусобицы всю ойкумену. Мы, благородные солдаты веры освобождения, несем свет в мир тьмы, невежества и ханжества. Мы стоим на страже… сынок, да перестань реветь. Все уже кончилось. Ты молодец, справился. Глядишь, за проявленную храбрость тебя наградит сам король. Представляешь, сам король! Ты станешь настоящим героем. Девки пачками к твоим ногам валиться будут.
– Вы так думаете, – юноша утер слезы.
– Разумеется, сынок, а как же иначе.
Оруженосец ничего не ответил, а лишь посмотрел странным взглядом на холм.
А на холме король ликовал, а халиф сидел в задумчивости, потирая бороду. Играла легкая музыка и скоморохи, изредка повизгивая, показывали чудеса акробатики.
– Что ж, – торжественно произнес король, – вы, мой многоуважаемый владыка, проиграли пари. Придется отдать вам сто телег с маслом за так. Увы.
Халиф же только усмехнулся.
– Не спешите, мой неподражаемый король, не все козыри еще открыты. Вы полагаете, что это конец? Нет, выражаясь вашими словами, это начало конца. Смотрите… Видите густую пыль на горизонте?
– …ну…да…
– Это идут на помощь своим погибающим братьям по вере сотни и сотни колесниц. Каждой правит бесстрашный воин, готовый умереть во имя величия халифата. В каждой колеснице стоит по бочке с порохом, и каждый смертник, погибнув сам, унесет десятки жизней своих врагов. Фитили уже зажжены, и не пройдет и четверти часа и от ваших легионеров, рыцарей, пикинеров и лучников останутся лишь жалкие клочки.
– Однако… – король сделал глубокий вдох, – это натуральное варварство. Это не по правилам. Это античеловечно, в конце концов.
– Простите, – возразил хитро улыбающийся халиф, – помните, ваши войска осаждали один из моих городов. Мы тогда следили за ходом событий с возвышенности. Помните?