– Итак, учитель, мы ждем суд твой.
«Не судите, да не судимы будете!» - осенило Петра. Он посмотрел на Учителя, но Учитель невидящим взором уставился в землю.
«Почему он молчит? Ответь что-нибудь! Ответь… ¬– нервно затеребил шкуру Симон. – Проклятый мир! Зачем, зачем идем мы в город лжи и предательства! Там нас убьют…»
– Почему же ты, о Равви, безмолвствуешь?! – бородач поднял вверх руку, как это обычно делали греческие актеры в своих «козлиных песнях». – Веруем, что суд твой будет праведен!
Учитель перестал чертить, поднял голову и тихо, но отчетливо произнес:
– Кто без греха из вас, пусть первым кинет в нее камень.
«Так вам!», – Симон сжал руку в кулак.
«Гениально!» – восхитился Петр.
Переполняясь гордостью, он посмотрел на толпу. Толпа никак не отреагировала на слова Учителя, но было заметно, что она пытается, хоть и с большим трудом переварить сказанное своим громоздким, коллективным, совершенно бессознательным разумом. Первым что-то сообразил бородач. Он практически молниеносно нагнулся к земле, поднял первый попавшийся булыжник, разогнулся, радостно пропел: «Аллилуйя!», замахнулся и метнул камень в женщину. Булыжник попал бедняжке прямо в голову. Она громко вскрикнула, напряглась всем телом и обмякла. Все трое, сидящие под смоковницей, широко раскрыли глаза.
– Воистину суд твой праведен, Учитель, – бородач потянулся за следующим камнем, – ибо я молюсь Господу нашему, приношу ему в жертву телят первородных, добр с женой своей, не покушаюсь на имущество ближних своих и соблюдаю заповеди Моисеевы. Какой же на мне грех?!
И второй камень, со свистом описав дугу, задел ступню женщины, та никак не отреагировала.
– Верно! Верно! – завизжала оклемавшаяся бесноватая Сара. – Я тоже не прелюбодействую с другими мужчинами, как эта шлюха! Никто, кроме мужа не посмеет ко мне прикоснуться!
«Верю, как самому себе», – искренне подумал Петр.
«Еще бы!» – зло усмехнулся Симон.
– И Давид, мой Давид, - заорала Сара, – он тоже праведник. Он не станет спать с такой потаскухой! Верно, Давид? – Сара схватила мужа чуть выше локтевого сустава, отчего тот резко покраснел и промычал что-то невразумительное, похожее на «да».
«И тебе верю, но меньше», – подумал Петр.
«Еще бы!» – снова зло усмехнулся Симон.
– Бей шлюху! Бей ее! Бей! – Сара, захлебнувшись слюной, бросила булыжник. – Давид, ну что ты встал как истукан египетский! Бери и бросай! Что?.. Что ты там мямлишь, не могу разобрать?! Бери камень! Я сказала, камень бери!.. Вот! А теперь кидай его… Кидай, я сказала!.. Мазила! У меня не муж, а простофиля! Бери другой! Бери, я сказала!..
– И я! И я! – из толпы выскочил низкорослый, толстоносый, со сверкающей под полуденным солнцем плешью человечек, держащий двумя руками слепок из грязи и щебня. – Я тоже!.. Я тоже!.. Я тоже!..
И вдруг человечек заткнулся. Острая стрела воспоминания поразила его. Что-то до боли знакомое привиделось человечку: и лицо, и фигура, и бедра… в особенности, конечно, бедра. Вспомнил, все вспомнил плешивый…
…Он и Яков, пьяные в дымище, еле передвигают ноги по улицам Иерусалима и громко орут срамные песни. И вдруг из какого-то узкого переулка появляется она: прекрасная богиня… Уж не Мария ли это случаем?..
Опешил плешивый – поник, но только на несколько секунд, потому что еще кое-что вспомнил. И на душе у него сразу стало легче.
– А я! А я… – вновь заорал он. – Даже если и, бывало, вознамерюсь по глупости своей согрешить, все равно остаюсь чистым как агнец, потому что Господь в милости своей не позволяет мне поднять…хм!.. руку мою для деяний нечестивых. И даже если имеются какие-то прегрешения незначительные у меня, я все равно искупил их, ибо отдал храму десятую долю богатств своих. Значит, безгрешен я! Безгрешен!
«А вот кто грешник великий, так это Яков», – сказал про себя человечек, но вслух решил свои измышления больше не распространять.
Ком грязи рассек женщине плечо…
…И завопила толпа, и каждый гласил: «Нет на мне греха!». И кидали камни они…
Симон держался из последних сил. Петр зажмурился.
– Лицемеры! Что вы делаете! – Учитель с распростертыми, как у птицы крылья, руками оказался между толпой и лежащим в крови почти бездыханным телом. – Выньте прежде бревна из своих гла… Ах!
Учитель, прикрыв лицо руками, упал на землю. Этого Симон уже не смог стерпеть. Выхватив меч, он выкрикнул нечто похожее на боевой клич и, словно леопард, одним прыжком покрыл расстояние от смоковницы до дороги, заслонив собою Учителя. Толпа затихла.
– Ну…кто! – Симон несколько раз крутанул меч в руке.
Толпа отшатнулась.
«Господи, или кто там еще, я здесь ни при чем…» – Петр хотел вскочить и убежать, но тело отказалось ему повиноваться.