Бородач прищурился. Солнечный свет, отраженный от острия клинка, больно резал по глазам.
– Мракобесы нечестивые! Убирайтесь в свой Вавилон!
Толпа загудела. Отовсюду послышался рокот.
– Чего это он вдруг!
– Псих ненормальный…
– А он сам виноват, кто ж под камни лезет…
– И вовсе мы не из Вавилона. Причем здесь Вавилон…
– Я же говорю, он ненормальный…
– А давай его повяжем!
– С ума сошел, что ли?
– А что такого?
– Тебе надо, попробуй, повяжи.
– Так нас много.
– А у него меч.
Толпа неистовствовала, лаяла различными голосами, но перейти в наступление не решалась.
– Две минуты вам! – Симон был страшен. – И я никого здесь не вижу… иначе всех порублю!
Толпа залаяла пуще прежнего.
– Ой! Напугал!
– Куда ему, оборванцу!
– Если нужно будет, мы его на этой самой смоковнице и повесим!
– А ко мне гости должны придти.
– А я забыла про лавку совсем! Пойдем, Давид! Ну что ты вылупился? Пойдем, я сказала! Нечего тут, в бесовском месте, делать.
– Положи меч свой и раскайся!
– Куда вы?
– Меня жена и дети ждут, праздник ведь на носу…
– А нас отец…
– Подождите, мы с вами…
Целых две минуты бородач стоял с непреклонным каменным лицом, представляя, по всей видимости, себя царем Давидом перед боем с Голиафом.
– Братья мои! – воскликнул он и оглянулся.
Сзади никого не было. У бородача отвисла челюсть, и почему-то подкосились ноги, – наверное, из-за жары. Он зашатался и, заикаясь и медленно отступая в полупоклоне, извинившись, начал нести какую-то чушь про то, что ему обязательно прямо сейчас нужно посетить храм, чтобы срочным образом замолить все прегрешения свои перед Господом, ибо, как верно подметил Учитель, кто же из нас не без греха…
– Скоты! – вдруг вскочил оживший Петр и яростно метнул в сторону убегающего бородача камень. – На кострах таких сжигать надо!
Симон же бросил меч и встал на колени возле Учителя, взял его запястье и облегченно вздохнул, когда нащупал пульс. Он оторвал от его одежды кусок материи и вытер ему лицо, бормоча вслух:
– Учитель, Учитель… Сам же говорил, что нельзя бросать жемчуг перед свиньями, чтобы не попрали его ногами и, обратившись, не растерзали тебя…
– Он жив?
Симон поднял голову. Перед ним стояла женщина в разорванных одеждах с кровоподтеком на правой стороне лица и окровавленным плечом.
– Жив.
Они с минуту смотрели друг на друга: блудница и оборванец, затем женщина, видимо чувствуя себя неловко от наступившей тишины, произнесла:
– Спасибо вам.
– Благодари Бога, а не нас, - Симон нахмурил брови, пытаясь что-то вытянуть из своей памяти. – Иди, и впредь не греши!
Женщина с трудом улыбнулась, потрепала здоровой рукой голову Симона и как-то очень тоскливо, с еле заметным оттенком нежности проговорила:
– Храни вас Господь.
Она, чуть прихрамывая, побрела по Иерихонской дороге в сторону противоположную Иерусалиму. Оборванец долго смотрел на удаляющуюся женскую фигурку, пока не услышал:
– Симон, Симон, сколько раз тебе повторять: все, взявшие меч, мечом погибнут.
Взор Учителя излучал теплый сверхъестественный свет. Такого Симон еще не видел.
– Я знаю, Учитель. Знаю…
Симон всхлипнул.
Вдруг раздался шелест – Петр, зарыдав, упал на колени и обнял ноги Учителя:
– Прости, прости меня, – говорил он сквозь слезы, – прости, я чуть было не отрекся от тебя, прости…
Учитель приподнялся, поманил к себе Петра, обнял плачущего и тихо прошептал:
– Всем прощается, всем…
Петр продолжал рыдать, а Учитель все говорил и говорил слова утешения…
Наконец, плач стих и тогда человек в дорогих одеждах произнес:
– Нас ждут. Нам надо в Иерусалим.
Оба ученика ответили в один голос.
– Я знаю, Учитель. Знаю…
Симон вытер слезу со щеки. Поднялся на ноги и протянул руку лежащему:
– Идем же, Учитель.
Солнце клонилось к закату, но зной еще не отступал, поэтому Иерихонская дорога по-прежнему пустовала. Она не пылила, а лишь слегка колебала воздух. Только однажды за этот день здесь был нарушен покой, да и то ненадолго… Толпа, жаждущая правосудия, была изгнана обратно в Великий город – город крепкий… Да женщина и трое мужчин разошлись каждый навстречу своей судьбе. Одна избавилась от тяжкого груза, покинув город, а Другой…
…Тишина. Ни дуновения ветра, ни птичьего пения, ни осторожного шороха рептилий или насекомых – ничего… Тишина.
ВЗАИМОПОНИМАНИЕ
История Вторая, цинично гротескная, повествующая о семейных превратностях в условиях зомби-апокалипсиса
Если бы у Паши Харитонова спросили: «Что такое ад?», он без труда ответил бы на этот вопрос. Нет, разговор зашел бы не о Данте, увлекаемом Вергилием в бездну мрака и вечной скорби, не о геенне огненной, в которой обречены гореть души проклятых грешников, не о голодных духах, терзающих несчастных усопших. И даже о вирусном апокалипсисе, постигшем эту бедную планету, молодой микробиолог не обмолвился бы и словом. Ибо все вышеперечисленное казалось ему ничтожной мелочью в сравнении с характером своей дражайшей супруги.