Окончательно подытоживая свои рассуждения, скажу, что графоманом, скорее всего, надо считать человека, который не может не писать, — все прочие тонкости не важны. Возможно, даже это психическая болезнь, которая когда-нибудь будет всерьез изучаться медиками. Так вот именно с этой точки зрения я — графоман.
Долгое время я шел к некой цели. Я посвятил ей, по сути, всю жизнь. Эта была большая и сложная работа. Кропотливая и часто кажущаяся бесполезной. Наконец я добился результата. И теперь, утвердившись на личном пьедестале всецело исполненного перед самим собой долга, «с чувством глубокого удовлетворения», потому что жизнь моя теперь приобрела некий законченный смысл, с чувством беззаботности, потому что более не вижу перед собой других важных целей, и с гнетущей тоской в груди, потому что собственно все уже, ёпрст, невозвратно позади, я могу полностью отдаться лености, порочной мысли и темпераментности свободного пера, не знающего правил и меры.
Это ли не кайф?!
Истории, которые ты прочтешь в этой книге, перемешаны во времени так, что сложно не запутаться, да еще и связаны с большим количеством разных людей. Но зато объединяет эти сюжеты моя жизнь, моя душа, мои чувства и главное — моя МЫСЛЬ, и в этом я вижу основополагающий смысл написанного.
И еще. Несмотря на то что эти страницы — чистейшая и даже документальная правда, все совпадения имен героев повествования с реальными людьми за редким исключением случайны. Честное слово, никого не хотел обидеть! Я вас всех люблю! Даже мужчин. Аминь!
Короче, если будут вопросы — звоните мне на сотку — я всегда на связи! Или заходите в «Сити-Гриль» на Маяковской — я там два раза в неделю кушаю карпаччо из лосося с укропно-горчичным соусом.
Стоял я как-то у магазина обоев и раздраженно ждал свою подругу. Не люблю я магазинов! Она — эта совсем юная, блондинистая, очень ухоженная шлюшечка, за которой я имел глупость поприударить, решила в очередной раз обновить гостиную своей съемной квартиры и никак не могла выбрать нужную фактуру и расцветку обоев. Я со скукой наблюдал сквозь витринное стекло магазина, как она, прячась за распахивающиеся рамы с образцами, флиртовала с симпатичными мальчиками-консультантами — с одним, с другим, — возможно, договаривалась с ними не только о покупке обоев… потом расплачивалась у кассы моей кредитной карточкой VISA-gold, вновь возвращалась к мальчикам и опять вела бесконечные «консультации»…
«Шустрая попалась», — подумал я с равнодушным отвращением.
Узбеки у метро нагло жарили свою абракадабру, бестолковая мясная вонь обволокла все вокруг, сбивая с пути истинного множество прохожих.
Солнце зависло над самой головой и плавилось. Асфальт проминался.
Хорошенькие женщины смотрели на меня с неподдельным интересом, но я никогда не умел и до сих пор не умею знакомиться на улице. Мне оставалось лишь ненасытно ловить их таинственные взгляды, глаза в глаза, передавая свои беснующиеся флюиды, и потом с легким сожалением, к которому давно привык, провожать их милые фигурки в бесконечное прощай.
Интересно, почему женщина никогда не подходит первой? Вот было бы здорово! Стоишь себе, балдеешь, а к тебе одна за другой подваливают всевозможные «варианты»… Ах, какие бы открылись возможности! Разве стал бы я тогда терпеть со своим горячим глубоким взглядом, мягкими чувственными губами, настежь распахнутым широким сердцем, щедрым кошельком и замечательным кое-чем еще (по мнению посвященных) эту циничную стервочку, которая считает из-за каких-нибудь…цати лет разницы, что я всего-навсего спонсор — грязный навозный жук, взобравшийся на тонкий прелестный едва тронутый цветок. Я, видите ли, должен быть бесконечно благодарен за одно то, что мне позволили оплатить огромный счет в бутике, сопроводить в модный клуб, представить друзьям. Я уже не говорю о сексе! Кто кому, черт возьми, должен быть благодарен?!
А я любить хочу! И хочу быть любимым!!!
Да ну вас всех со всеми вашими говорящими взглядами, прическами, голыми пупочками, стрингами под белыми, почти прозрачными штанишками, упругими попочками, проступающими сквозь одежду сосочками грудей…
Я отошел от витрины магазина обоев и вновь закурил, скорее по привычке — на жаре курить совсем не хотелось.
Вдруг я обратил внимание на рыжую девочку лет двенадцати в коротком топике и набедренной юбке. Нет, не подумайте ничего плохого — я детьми в этом смысле не интересуюсь, но девочка была уж очень выразительна и противоречиво непосредственна.
Во-первых, в ее руке был красный воздушный шарик.
Ну и что? — скажешь ты. Мало ли в городе девочек с красным шариком в руках, тем более летом?
Согласен. Но я не видел ниточки, за которую она его держала! Шарик будто сам парил рядом с ней, словно был домашним летающим песиком!
Во-вторых, она была невероятна худа, как палка, и очень-очень длиннонога.
В-третьих, у нее на голове пылал целый пожар жгуче-рыжих волос, отчаянно рыжих, а о ее глазах, обрамленных щедрой горстью веснушек, я подумал так: две звездочки, а почему так подумал — ума не приложу.
При всей своей неказистости, угловатости, дистро-фичной тонкости ручек и ножек она была заметно крепка, настолько крепка, что мне показалось, что ее не сможет обидеть даже взрослый.
Конечно, она была такая удивительная, смешная в своей подростковой переходности, и все же этого мало… Отчего она вызвала во мне такое острое любопытство?
Рыжая девчонка тем временем в своей детской наивной задумчивости, чуть кривляясь, гримасничая, нарочито мешая прохожим, приблизилась к автобусной остановке и было села в подошедший «Икарус», но в последний момент передумала и осталась стоять у дороги. Воздушный шарик был рядом.
Окончательно заинтригованный, я выбрал место в тени, с которого удобнее всего наблюдать.
Забавная такая!
Внезапно рыжая девчонка резко повернулась и быстрым шагом направилась прямо ко мне. Я сделал вид, что впервые ее вижу.
— Ты что, педофил? — нарочито громко спросила она. — Думаешь, я не вижу, как ты за мной исподтишка наблюдаешь?
— С чего ты взяла, девочка?! — испуганно зашипел я. Я так удивился, что на мгновение мне показалось, что все это мне только кажется.
У нее был голый плоский живот и маленькая золотая горошина в пупке.
— Да ладно, дядя, не вешай мне лапшу! Вот сейчас как закричу на всю площадь, тогда и посмотрим!
Я почему-то разозлился:
— Ты бы лучше в зеркало посмотрелась! Ты же пугало огородное! Не один педофил тебя не захочет, даже если наверняка будет знать, что останется на свободе!
Девочка примирительно ухмыльнулась и ковырнула пальцем в носу. Я в это время украдкой поискал ниточку от шарика — ее действительно не было. «Наверное, какая-нибудь специальная нить — невидимая», — подумал я.
— Ладно, я шучу! — призналась маленькая проказница. — Вы не обижайтесь!
Я облегченно вздохнул.
— Семь колодцев, — сказала она.
— Что семь колодцев? — переспросил я.
— Так будет называться ваша будущая книга — я так решила. Вы должны немедленно поехать домой и сразу сесть ее писать. Поняли?
— Понял… А ты кто?
Она заглянула мне в глаза каким-то золотистым бесноватым уколом, и я понял, что не получу ответа на свой вопрос. «Сумасшедшая, что ли?» — подумал я.
— Я не сумасшедшая, — тут же парировала она. — Делайте, что я сказала! И бросайте эту… Ничего, кроме разочарования, она вам не принесет! Нате!
С этими словами рыжая девочка протянула мне шарик. Я не видел нитки, но все же ухватился за предполагаемую линию. Девочка отпустила руку, и воздушный шарик броском устремился в небо. Через секунду он ушел в облака.
Она рассмеялась громко, радуясь удачной своей шутке, качнула головой — от ее золотых волос потянуло мятой и лимоном.
Она дружески коснулась моей руки и сказала: