В славный зимний день с друзьями пировал Бахрам.Пил вино, как подобает пить вино царям.
Вина сладкие, жаркое, музыка, друзья, — Это зимнею порою одобряю я.
Как улыбка уст румяных, в чаше блеск вина, Коль вином горячим в стужу чаша та полна.
Музыкой разгорячен был у застольцев мозг, Сердце в теплоте отрадной таяло, как воск.
Мудрецы путем веселья за вином пошли. Искрящийся остроумьем разговор вели.
Каждый радостно, открыто шаху говорил То, что в сердце благородном ото всех таил.
Словно звенья золотые, потекли слова, Полилась рекой живою общая молва:
«Государь, престол твой в мире подлинно велик, Славы, прежде небывалой, ныне ты достиг.
И законов столь разумных не было и нетВ царствах нынешних и в царствах отошедших лет,
Фарром над твоей главою озарил ты нас, Счастьем, доброю судьбою одарил ты нас.
Стал у каждого наполнен изобильем дом; Отстоял ты нас, возвысил царство над врагом.
Все дано нам: безопасность, изобилье, честь. Остальное — все пустое, коль основа есть.
Если есть достаток в доме, мир и благодать, Ни рубинов нам, ни перлов незачем искать.
Если есть у нас великий, щедрый шах такой, Все имеем мы для счастья — мир, добро, покой.
Молим мы, чтоб нас небесный гнев не посетил, Чтоб от глаза нас дурного вечный защитил.
Обращаемся с молитвой к светлым небесам, Чтоб вовеки благосклонны звезды были к нам,
Чтобы счастье и в грядущем осеняло нас, Чтобы радостью и миром озаряло нас.
Чтоб вовек из дома шаха, волей мудрых звезд, Урожая наслаждений ветер не унес.
Да живет наш царь! Веселье да пребудет с ним! За него и жизней наших мы не пощадим!»
Так на том пиру гласила общая молва. Каждый из гостей одобрил сердцем те слова.
Собеседованье мудрых радостно текло,Всем казалось — дом согрело этих слов тепло.
Некий славный иноземец среди них сидел, Князь по крови, благородством духа он владел.
Светлый ликом, словно солнце, звался он Шида; Живописец — чувств исполнен, вдохновлен всегда,
Геометр и математик, врач и астроном,Был он в зодчестве прославлен дивным мастерством.
Словно воск, податлив камень был в его руках, Яркий блеск его мозаик не погас в веках.
Он узорною резьбою зданья украшал, И по извести картины красками писал.
На дворцы, что он построил, сведущий, взгляни! — Восхитил бы он Фархада сердце и Мани.
Разума ему Язданом дан был дивный дар,Обучал его искусству прежде сам Симнар.
Он расписывать Симнару стены помогалВ дни, когда Симнар Нуману замок воздвигал.
Тот Шида Бахрам а сразу полюбил душой,Он увидел в шахе разум, чувства блеск живой.
Поднялся он из застолья, перед шахом встал, Поклонился, сел на место вновь и так сказал:
«Если будет мне согласье шаха и указ — Устраню я от Ирана наговор и сглаз.
Я ученый и астролог. До высоких звезд Мною знанья тайн небесных перекинут мост.
Был провидения дан мне при рожденье дар, Зодчеству меня премудрый научил Симнар.
Зрел я тайное, на звездный глядя небосвод, Что планет стеченье шаху зла не принесет.
И пока в кумире праха жить он обречен, Пусть светил небесных гнева не страшится он.
Тело шаха будет цело, как его душа,На земле он будет, словно на небе Луна.
Предначертано мне было, чтобы я пришелИ для шаха семь высоких здесь дворцов возвел.
Чтобы семь цветов небесных радуги я взял, Чтобы дом семи чертогов семицветным стал.
Семь прекрасных жен Бахраму судьбами даны,Семь красавиц; каждой свойствен цвет ее страны.
Надо, чтоб дворец у каждой ей по цвету был, Чтобы с цветом сочетался цвет семи светил.
В соответствии с движеньем неба и планет, За семь дней своих неделя изменяет цвет.
И в согласии с движеньем вечных звезд и дней Каждый день пускай приходит шах к жене своей.
И в то время как пирует шах с одной из жен, Пусть он будет в цвет планеты этой облачен.
Если шах душой высокой примет мой совет, Озарит его поступки немрачимый свет.
И деяния он будет царские свершать,И от жизни безмятежно радости вкушать».
Шах ответил: «Я согласен. Эти семь дворцов Златоверхих ты построишь средь моих садов.
Но и мне в свой срок придется к богу отойти, Так зачем же здесь заботы лишние нести?
Говоришь, что семь чертогов мне построишь ты, Что внутри, подобно раю, их устроишь ты?
В тех чертогах поселится только страсть моя, Ну, а где же буду бога славословить я?
Коль в семи чертогах славить буду божество, Где же будет храм? Где бога встречу моего?»
Но подумал про себя он: «Заблуждаюсь я, Маловер, во всюду сущем сомневаюсь я.
Тот, кто землю наполняет и небесный свод, Слово искренней молитвы всюду он поймет».
И с Шидой, премудрым зодчим, спорить шах не стал, Неким новым вожделеньем дух его пылал.
То, что в росписях Симнара прежде видел он,Где он был семью земными пери окружен,
То свершилось; он исполнил данный им обет, Семь красавиц взял он в жены, словно семь планет.
Он слова Шиды глубоко в сердце заключил, Ибо тот в деяньях мира тайных сведущ был.
Он с ответом торопиться в этот день не стал, Ничего Шиде на это он не отвечал.
Но, душою покорившись звездам и судьбе, Зодчего через неделю вызвал он к себе.
Чертежи семи строений сам он рассмотрел, Все, что нужно для постройки, дать он повелел.
Выдал деньги для постройки, отрядил людей И велел Шиде постройку начинать скорей.
Выбор для закладки зданья все же был не прост, Выждал зодчий сочетанья благосклонных звезд.
Гороскоп сперва составив, зодчий-звездочет Выбрал наконец счастливый первый день работ.
Вознеся сперва молитву пред лицом творца, Заложил Шида основу первого дворца.
Семь чертогов он два целых года возводил, Ежедневно на рассвете на леса всходил.
Да! Поистине — ты скажешь — зодчий был велик! Семь невиданно прекрасных он дворцов воздвиг.
Был у каждого свой тайный гороскоп, свой цвет. С честью выполнил строитель данный им обет.
Шах Бахрам, придя, увидел средь своих садов Семь дворцов, как семь небесных светлых куполов.
Знал он, что достигли слухи отдаленных стран,Как безжалостно с Симнаром поступил Нуман.
Был Нуман за то сурово всюду осужден, Что премудрого Симнара смерти предал он.
Чтоб Шида был им доволен, счастлив был весь век, Шах ему богатый город подарил — Бабек.
Он сказал: «Нуман ошибку тяжкую свершил, Я судить его не волен, — знал он, что творил».
Не по скупости Нуманом был Симнар убит, Не по щедрости так щедро и Бахрам дарит.
Таково предначертанье в жизни сей земной, — Здесь всегда один в убытке, с прибылью — другой,
Этот жаждою томится, гибнет тот в воде, И награду за Симнара воздают Шиде.
Мудрый ведает: грядущий день от нас закрыт. Поражен своей судьбою — человек молчит.
Описание семи дворцов
В дни, когда — в венце Кубада — шах после войны Фарр сияния хосрова поднял до луны,
Под усильями упорных мастерских резцов,Семь — подобных Бисутунам — поднялось дворцов.
Встало семь дворцов — до неба — в пышных куполах, Каждый купол был воздвигнут на семи столбах.
Окружил дворцы стеною зодчий. И Бахрам Поднялся на эту стену, словно к небесам.
Семь дворцов Бахрам увидел, словно семь планет. В соответствии планетам у дворцов был цвет.
И во всем Шида премудрый дал отличья им В соответствии великим поясам земным.
Первый купол, что Кейвану зодчий посвятил,Камнем черным, словно мускус, облицован был.
Тот, который был отмечен знаком Муштари, Весь сандаловым снаружи был и изнутри.
А дворец, что был Бахрамом красным озарен, Розовел порфиром, красен был в основе он.
Тот, в котором зодчий знаки солнца усмотрел, Ярко-желтым был, как солнце, золотом горел.
Ну, а купол, чьим уделом был венец Зухры, Мрамором лучился белым, как венец Зухры.
Тот же, чьею был защитой в небе Утарид, Бирюзой горел, как в небе Утарид горит.
А построенный под знаком молодой Луны, Зелен был, как счастье шаха, как наряд весны.
Так воздвиг Шида для шаха славных семь дворцов, Семь цветных, как семь планетных в мире поясов.
Цвет свой семь пределов мира шаху принесли. Как хозяйки семь царевен в семь дворцов вошли.
Каждая царевна замок выбрала себе По ее происхожденью, цвету и судьбе.
Внутреннее все убранство в каждом из дворцов Свойственных ему оттенков было и цветов,
В те дворцы по дням недели шах Бахрам входилИ с одною из красавиц время проводил.
Он в субботу, в день Кейвана, в черный шел дворец, Как ему по гороскопу предсказал мудрец.
В воскресенье — желтый замок посещал Бахрам, И по очереди в каждом пировал Бахрам.
И в каком дворце за чашей ни садился он,В цвет дворца и цвет планеты был он облачен.
И полна очарованья, блеска и ума, Госпожа дворца садилась близ него сама.
Каждая хотела сердце шахское пленить, Привязать его, халвою шаха накормить.
И они ему, за пиром тайным без гостей, Рассказали семь волшебных старых повестей.
Хоть воздвиг Бахрам когда-то дивных семь дворцов, Но не спасся все ж от смерти он в конце концов.
Низами! От сада жизни отведи свой взгляд! В нем шипами стали розы, и шипы язвят.
Вспомни: в ад поверг Бахрама рай его страстей В этом царстве двух обманных, мимолетных дней.
Индийская царевна
Повесть первая
Суббота
Образы семи красавиц сердцем возлюби, Шах Бахрам в неволю страсти отдал сам себя.
В башню черную, как мускус, в день субботний он Устремил стопы к индийской пери на поклон.
И в покое благовонном до ночной поры Предавался он утехам сладостной игры.
А когда на лучезарный белый шелк дневной Ночь разбрызгала по-царски мускус черный свой,
Шах у той весны Кашмира сказки попросил — Ароматной, словно ветер/, что им приносил
Пыль росы и сладкий запах от ночных садов, — Попросил связать преданье из цветущих слов,
Из чудесных приключений, что уста слюной Наполняют, приклоняют к ложу головой.
Вот на мускусном мешочке узел распустила Та газель с глазами серны и заговорила:
«Пусть литавры шаха будут в небесах слышны Выше четырех подпорок золотой луны!
И пока сияет небо, пусть мой шах живет. Пусть к его ногам покорно каждый припадет.
Пусть не будет праздно счастье шахское сидеть, Пусть он все возьмет, чем хочет в мире овладеть!»
Восхваленье кончив, пери — роз кашмирских куст –Начала бальзам алоэ источать из уст.
Рассказала, взор потупя в землю от стыда, То, о чем никто не слышал в мире никогда.
Сказка
«Мне поведал это родич царственный один, Величавый старец, в снежной белизне седин:
«Некогда сияла в сонме райского дворца Гурия с печальным складом нежного лица.
Каждый месяц приходила в замок наш она, И была ее одежда каждый раз черна.
Мы ее расспрашивали: «Почему, скажи,В черном ты всегда приходишь? Молвим: удружи
И открой, о чем горюешь, слиток серебра? Черноту твоей печали выбелить пора!
Ты ведь к нам благоволеньем истинным полна; Молви, почему ты в черном? Почему грустна?»
От расспросов наших долгих получился толк. Вот что гостья рассказала: «Этот черный шелк
Смысл таит, имеет повесть чудную свою, Вы узнать ее хотите? Что ж, не утаю,
А от вас расспросов многих я сама ждала.., Я невольницею царской некогда была.
Этот царь был многовластен, справедлив, умен; В памяти моей живет он — хоть и умер он.
Скорби многие при жизни он преодолел И одежду в знак печали черную надел.
«Падишах в одежде черной» — в жизни наречен, Волей вечных звезд на горе был он обречен.
Весел в юности — печальным стал он под конец. Смолоду он наряжался в золото, в багрец;
И за ласку и радушье всюду восхвален, Людям утреннею розой улыбался он.
Замок царский подымался до Плеяд челом. Это был гостеприимный, всем открытый дом.
Стол всегда готов для пира — постланы ковры. Гостю поздней или ранней не было поры.
Знатен гость или не знатен, беден иль богат — Всех равно в покоях царских щедро угостят.
Царь расспрашивал пришельца о его путях, Где бывал и что изведал он в чужих краях.
Гость рассказывал. И слушал царь его рассказ, До восхода солнца часто не смыкая глаз.
Так спокойно, год за годом мирно протекал. От закона гостелюбья царь не отступал.
Но однажды повелитель, как Симург, пропал. Время шло. Никто о шахе ничего не знал.
Горевали мы; в печали влекся день за днем, Вести, как о птице Анка, не было о нем.
Но внезапно нам судьбою царь был возвращен; Словно и не отлучался, снова сел на трои.
Молчалив он был и в черном — с головы до пят.Были черными — рубаха, шапка и халат.
После этого он правил многие года, Только в черное зачем-то облачен всегда,
Без несчастья — одеяньем скорби омрачен, Как вода живая, в вечном мраке заключен.
С ним была я, и светили мне его лучи...И однажды — с глазу на глаз — горестно в ночи
Он мне голосом печальным жаловаться стал: «Посмотри, как свод небесный на меня напал,
Из страны Ипема силой он меня увлек И навеки в этот черный погрузил поток.
И никто меня не спросит: «Царь мой, где ты был? Почему седины черной ты чалмой покрыл?»
И, ответ обдумывая и словам егоМолча внемля, прижималась я к ногам его.
Молвила: «О покровитель вдов и горемык...О властитель справедливый, лучший из владык!