Я сглотнула ком в горле. Сердце гулко и ярко билось в ушах.
— Правда?
Он наклонился, заставляя меня поднять на него взгляд, и прошептал:
— Правда. Я люблю тебя, Лимон.
Мне казалось, что я сейчас просто взлечу.
— Я тоже тебя люблю, Айван.
Он придвинулся ближе, и его кожа пахла одеколоном — густо, опьяняюще.
— Я собираюсь тебя поцеловать, — его голос звучал хрипло.
— Пожалуйста.
И он поцеловал меня. В эти украденные мгновения среды, в ресторане, который был его душой. Вкус его губ был резким и сладким, как начало чего-то нового. Я улыбнулась прямо в поцелуе и прошептала:
— А я-то думала, что твоё представление о романтике — это кусочек шоколада.
Он тихо рассмеялся.
— Одна девушка, которую я встретил, как-то сказала, что нашла её в хорошем чеддере.
Его руки скользнули к моей талии, и он слегка покачал меня из стороны в сторону, словно под музыку, которую слышал только он.
— Чего ты хочешь сегодня, Лимон?
Я снова его поцеловала.
— Тебя.
— На ужин! — Он рассмеялся, запрокинув голову, а затем чуть мягче добавил: — А потом ты можешь получить и меня.
— Ты не будешь меня осуждать?
— Никогда.
— Тогда я хочу бутерброд с арахисовой пастой и джемом.
Он снова рассмеялся — звонко, тепло, солнечно — и поцеловал меня в щёку.
— Хорошо.
И он увёл меня на сверкающую кухню, где приготовил мне бутерброд из оставшихся краешков свежеиспечённого хлеба, виноградного джема и натурального арахисового масла. Хлеб был мягким, и когда я поцеловала его, он на вкус был как виноградный джем. Пока он рассказывал мне о новых поварах на кухне, он вдруг спросил:
— А что ты собираешься делать со своей жизнью дальше, Лимон?
Я склонила голову набок, раздумывая, а он наклонился и откусил кусочек моего бутерброда.
— Не знаю… Но думаю, стоит проверить, не истёк ли мой паспорт.
— Ты собираешься путешествовать?
— Думаю, да. И, возможно… погнаться за луной.
Он наклонился, и, так как мы оба сидели прямо на столешнице, нежно поцеловал меня в губы.
— По-моему, отличная идея.
Я отложила недоеденный бутерброд и обхватила его за ворот рубашки, чувствуя, как мои холодные пальцы согреваются от тепла его кожи. По правде говоря, я хотела совсем не еды.
— Хочешь пойти ко мне?
— Только если угадаешь мой любимый цвет, — с улыбкой ответил он.
— Ну, это легко, — я придвинулась ближе и прошептала ему на ухо ответ.
Он рассмеялся, громко, искренне, его глаза сверкнули.
— Я угадала, Джеймс Айван Эштон? — спросила я, хотя уже знала ответ.
Раньше я не была уверена, какой у него любимый цвет. Но, в конце концов, он говорил его мне всё это время. Повторял, раз за разом, каждый раз, когда произносил моё имя.
Потому что его любимый цвет был таким же, как и мой.
Монро был тихим тем вечером. Небо ещё хранило последние отблески солнца, разливая розовые и голубые оттенки по горизонту, когда я провела Айвана в двенадцатиэтажное здание, где каменные создания поддерживали карнизы, а соседи играли мюзиклы на скрипках. Эрл сидел за стойкой ресепшена с книгой Агаты Кристи, приветливо кивнул нам и снова углубился в чтение, пока мы спешили к лифту.
— Ты не представляешь, сколько раз я проходил мимо этого здания в надежде увидеть тебя, — сказал Айван, когда двери закрылись. — Половину времени я боялся, что тот мужчина меня узнает.
— Удивительно, что мы ни разу не столкнулись после той поездки в такси, — согласилась я. — А если бы столкнулись?
Он прикусил губу.
— Сделал бы много вещей, которые в приличном обществе не одобряют.
— О, теперь мне очень интересно. — Я наклонилась к нему. — Подними голову.
Когда он послушался, я прошептала ему что-то, и моё отражение в зеркале лифта прошептало те же слова его отражению через мгновение. Его глаза расширились, на щеках вспыхнул румянец, делая веснушки ещё ярче. Я наблюдала, как он медленно проводит языком по нижним зубам, слегка приоткрыв губы.
— Правда? — пробормотал он.
Я пожала плечами. Двери лифта открылись на четвёртом этаже.
— Может быть, — сказала я, одарив его улыбкой, полной тайны, и потянула за собой по коридору.
Мы прошли мимо ряда алых дверей с дверными молотками в виде львиных голов. У двери квартиры В4 он притянул меня к себе, прижал спиной к стене и накрыл мои губы своими. Он целовал жадно, словно пил долгожданную воду после многолетней жажды.