Как говорила моя тётя, это была самая красивая женщина, которую она когда-либо встречала. Солнечный свет окутывал её, словно нимб. Именно в тот момент она и влюбилась.
(— Ты всегда знаешь, — однажды шёпотом сказала мне тётя. — Ты всегда знаешь тот самый миг, когда падаешь.)
Женщина посмотрела на неё с лёгким замешательством, а затем…
— Ах, ну вот, снова это произошло.
— Что произошло? Что происходит? Кто вы? — тётя растерялась.
Она была уверена, что зашла в свою квартиру. У неё не было времени разбираться в чём-то подобном. Жара уже раздражала её, мокрые от дождя балетки липли к ногам, а молоко нужно было поставить в холодильник, пока оно не испортилось.
Женщина улыбнулась.
— Это немного странно, но, кажется, вы из тех, кто может в это поверить.
— Я настолько наивной кажусь?
Незнакомка округлила глаза.
— О, я совсем не это имела в виду. Вы только что переехали, верно? В Монро? Оно ведь до сих пор так называется?
— А почему должно называться иначе?
Женщина прижала палец к губам, задумчиво постукивая по ним.
— Вещи меняются. Меня зовут Вера, — сказала она, протягивая руку. — Я здесь жила.
— Жила?
— Технически, для меня — всё ещё живу.
Улыбка Веры стала шире, и она кивнула на пакет с продуктами в руках у тёти.
— Можете поставить их в холодильник. Я как раз собиралась приготовить летнюю феттуччине. Если останетесь, я всё объясню.
Тётя, сбитая с толку, быстро развернулась и направилась к выходу.
— Абсолютно нет.
Она спустилась вниз и позвала управляющего. Тот открыл дверь — ту самую, из которой она вышла. В4. Она не ошиблась.
В квартире её встретили картонные коробки. Управляющий заглянул внутрь для уверенности, но не нашёл никакой незнакомки. Ни мебель, ни проигрыватель, ни цветы — ничего, что тётя видела минуту назад.
Она не видела эту женщину снова несколько месяцев.
К тому времени тётя уже не спала на полу. Она купила кресло цвета яйца малиновки и поставила его в угол гостиной. В её холодильнике теперь всегда было вино и сыр, а на кухонном столе лежал раскрытый путеводитель по Малайзии.
Она вышла из квартиры буквально на секунду — забрать посылку из почтового ящика. А когда вернулась и снова открыла дверь, оказалось, что она опять попала в ту самую странную квартиру. С пластинками на стенах, с цветами, заполнившими весь подоконник и столешницы.
Та же самая женщина, только теперь с коротко остриженными волосами, лениво развалилась на старом потёртом диване, вышедшем из моды ещё в шестидесятых. Она взглянула на тётю поверх экземпляра Джейн Эйр и тут же села ровнее.
— О, вы вернулись!
Вера явно была рада её видеть.
Что показалось тёте странным. После того, как она разрушила свою карьеру, люди смотрели на неё в лучшем случае с недоумением, в худшем — с лёгким презрением. Она не знала, что делать. Уйти? Снова позвать управляющего?
(— Очевидно, в этот раз я этого не сделала, — фыркнула тётя, отмахиваясь. — Он даже с крысами у меня справиться не мог. А я всерьёз думала, что он вытолкает целого человека из моей квартиры? Абсурд.)
Вместо этого тётя приняла приглашение Веры на феттуччине — блюдо, которое никогда не было одинаковым дважды. Вера не измеряла ингредиенты, и наблюдать за ней на кухне было всё равно что наблюдать за ураганом в человеческом обличье. Она везде и всюду, вытаскивала из шкафов что-то, что приходило в голову на ходу, бросала это на стол, забывала про кипящую кастрюлю на плите, в последнюю секунду решала сделать салат (но какой соус?) и при этом рассказывала тёте абсолютно невозможную историю.
О квартире, которая иногда ускользала во времени — на семь лет вперёд или семь лет назад.
— Как тот самый «семилетний кризис»? — насмешливо спросила тётя.
Вера так расстроилась, что тётя даже могла подумать об этом.
— Нет, как счастливое число! Семь. Оно ведь счастливое, раз ты здесь.
Тётя всегда клялась, что ничто в жизни не могло её смутить, но в тот момент она не знала, что сказать.
Они говорили часами за тарелками пасты аль денте и увядшего салата. Разговаривали до самого рассвета, пока небо не окрасилось в розовый. Смеялись над дешёвым вином, и когда тётя рассказывала эту историю, можно было видеть, как счастье молодит её, заполняет её лицо любовью.