Я посмотрела на Джеймса, скептически прищурившись.
— Верю.
Он сделал страдальческое лицо.
— Эй…
— У нас много историй, — подтвердил Мигель.
Я взяла ещё горсть чипсов и сказала:
— У меня нет срочных дел. Расскажите всё.
Иса оживлённо зашумела и вскочила на ноги. Если Джеймс любил говорить руками, то Иса разговаривала всем телом. Она двигалась, когда говорила — расхаживала взад-вперёд, резко разворачивалась, словно сидеть на месте для неё было невыносимо.
— В общем, перед тобой трое лучших выпускников Кулинарной академии нашего года, — заявила она, указывая на себя, Джеймса и Мигеля. — И двое из нас чуть не вылетели. Но не потому, что плохо старались.
Джеймс наклонился ближе ко мне и прошептал, голос у него был тихий и слегка игривый:
— Дам тебе угадать, кто эти двое.
— Только не ты, конечно, — ответила я, и в уголке его губ мелькнула едва заметная улыбка.
Иса продолжила:
— Мы как-то сразу потянулись друг к другу, потому что были самыми взрослыми на курсе.
Джеймс заговорил громче, но не отодвинулся. Наши плечи соприкоснулись, и моё сердце скакнуло к горлу, как у подростка.
— Кажется, я был самым старым на потоке…
— Нет-нет, — махнул рукой Мигель. — Была же та бухгалтерша на пенсии… Как её звали? Беатрис? Бернадетта?
Иса щёлкнула пальцами.
— Берти! Это из-за неё мы поехали летом за границу, помнишь? Когда обслуживали ту нудистскую колонию на побережье Франции?
Взгляд Джеймса ушёл куда-то в пустоту, словно он мысленно возвращался в зону боевых действий.
— Хотел бы я забыть.
— Или когда мы чуть не отравили королеву Англии, — подхватил Мигель.
— Мы не отравили королеву, — поправил его Джеймс. — Даже близко не было.
Но я уловила главное.
— Подожди, вы готовили для королевы?!
Джеймс покачал головой.
— Царство ей небесное. Ничего особенного…
— Да брось! Он никогда ни о чём не восторгается, а это была большая сделка. Это был банкет, суперэлитный, и нас туда взяли по хорошим рекомендациям. Но, кажется, ты тогда не работала в той кухне, да, Иса?
— Нет, я тогда напивалась в Шордиче.
— Точно, точно. — Мигель кивнул, вспоминая. — В общем, если бы не дегустатор, никто бы и не заметил.
— Паприка и молотый кайенский перец выглядят похоже, ладно? — Джеймс сжал переносицу. Потом, чуть тише: — И я был немного с похмелья.
— О боже! — выдохнула я. — Ты почти стал убийцей?
— Кайенский перец не убил бы королеву, — возмутился он, ткнув плечом в моё. Даже сквозь ткань он был тёплым, и так близко, что я могла уловить запах его одеколона — древесный, с нотками кедра и розы. — А вот чили, возможно.
— Это даже не самая интересная история! — воскликнул Мигель, глаза его загорелись.
И дальше они рассказывали. Про безумные приключения: о том, как Джеймс провёл ночь с кем-то в Глазго, о случайном знакомстве с мафиози в Мадриде, которое закончилось бешеной погоней на мопедах по Гран-Виа, о путешествиях по всему миру — как он мечтал, когда мы говорили в квартире моей тёти.
Мы разговаривали, пока не съели все чипсы с корицей и сахаром.
Это был хороший вечер. Тот редкий вечер, которых давно не было. Такой хороший, что он заполнял тебя изнутри, согревал, обволакивал, оставляя лёгкое золотое свечение в душе. Хорошая еда в хорошей компании. К концу разговора Джеймс снова смеялся, улыбка его была лёгкой и непринуждённой, пока он рассказывал о первых годах работы на кухне в «Оливковой Ветви» и о поставщике мяса, который пытался сосватать ему свою дочь.
— Кажется, ты даже сходил с ней на свидание, да? — спросила Иса.
Джеймс опустил голову.
— Один раз. Мы быстро поняли, что не подходим друг другу. Но у неё был козлёнок, которого она наряжала в резиновые сапожки. Такой чертовски милый, — признался он.
— Разве это не было осенью, когда ты переехал в Нью-Йорк? — спросил Мигель. — Когда тебя повысили до линейного повара в «Оливковой ветви»?
К этому моменту я уже была настолько увлечена, что хотела узнать каждую грязную, неловкую деталь обо всём, что когда-либо делал или в чём участвовал Джеймс Айван Эштон.
— Это же после той девушки, да?
Что-то изменилось в его осанке, когда мы всё так же опирались друг на друга. Он вдруг напрягся.
— Не эта история.
— Да брось, — закатила глаза Иса и повернулась ко мне. — Он не затыкался о ней. Ни разу, ни на секунду. Как её звали? Это было связано с песней, да?
— С песней? — Я одновременно и хотела, и не хотела знать.
— Ага, — подтвердил Мигель и начал напевать: