— Ты ощущаешь присутствие Ёнка? — с интересом спросил юноша.
— Возможно! — с улыбкой ответила Атла.
— Какой он? Ты же давно его раскусила? — спросил Марсий о пацифе.
— Во-первых, я не кусаюсь, — рассмеявшись, воскликнула Атла. — А во-вторых, с Ёнком не все так просто, он непредсказуем и осторожен, но вот сердце у него благородное.
Последняя фраза задела Марсия. Слышать от девушки, к которой питаешь нечто куда большее, чем просто симпатию, подобное высказывание в адрес другого мужчины, пусть даже низкорослого пацифа, было неприятно. Ему стало интересно узнать, какое сердце было у него, по мнению Атлы, но спросить он так и не решился, чтобы не услышать менее лестную оценку. Странная тоска пробежала по его душе.
Они долетели до океана. Толщи соленой воды колыхались под ними, вздымаясь и обрушиваясь. Легко было представить острые зубцы кораллов, спрятанные в толще воде. Легкий туман стелился над горизонтом. Лучи желтой звезды проникали глубоко в воду и, растворяясь в её бездне, исчезали. Океан был тихий, необозримо глубокий. Об этом говорил рельеф, выстраивающийся из сетей неосязаемых зеленых пучков света. Просматривались места затопленных островов, подводных вулканов и тоннелей.
Темнело, но, прежде чем ворваться в ночь, им предстояло увидеть нечто великое и будоражащее — закат над зеркальной гладью океана. Зрелище завораживало. Момент, когда небо и океан становятся одним целым розовым бесконечным пятном и не ясно, летишь ли ты вдоль океана, или падаешь в его прозрачные прохладные воды… Забыв обо всем на свете, Атла и Марсий позволили себе отвлечься от приборов и насладиться созерцанием чуда, наполняясь эмоциями, присущими человеку, наблюдающему закат впервые.
Небо всех оттенков, стремительно меняясь, стало наливаться темно-багровой краской. Желтая звезда медленно опускалась в горизонт. Марсий приоткрыл сферу, и ворвавшийся внутрь теплый солоноватый воздух заполнил собой ее круглое пространство. По мере движения ощущалось усиливающееся волнение воды. Создавалась иллюзия, что океан боится темноты и всячески ей сопротивляется, морща синюю кожу. Тучи сгустились, ветер стал ударять порывами. Сфере становилось тяжелее лететь. На руку Марсия упала капля дождя, и в отдаленном углу тьмы блеснул короткий голубой свет.
Междуцарствие тишины и грозы кончилось решительным шквалом. Марсий поспешил закрыть люк, в который уже порывались проникнуть струи. Беглый небесный грохот потрясал мрак, и яркий холодный свет молний обнажал взбешенную зеленоватую воду. На встревоженном лице Атлы читалось смятение. Ливень стучал по обшивке ударами миллионов капель. Сфера стала вихлять, поддаваясь ветряным потокам. Марсий с трудом удерживал штурвал. Несколько светлых трещин осветило воду прямо возле них, еще раз грохнуло в небе.
Сопротивляться стихии было нелегко. Сфера жаждала прорваться к облакам, чтобы, просочившись сквозь них, очутиться над бурей. Но океан тянул их к себе. Огромные волны стремились поглотить маленький шар. Приходилось уворачиваться. По мониторам шли помехи, а управление игнорировало многие из команд. Спасало то, что они продолжали двигаться, и, мчась вперед, корабль рано или поздно должен был вырваться из полосы дождей.
Так и случилось. Буря стихла внезапно, будто бы кто-то ее отключил. Воцарилась тишина, и лишь остатки молний, оставленных далеко позади, слабо мерцали за спиной. Черная ночь, ни единой звезды в небе, ни блика на воде — все это создавало атмосферу мрачной неопределенности. Тусклый свет внутри кабины слабо освещал лицо девушки. Атла тяжело дышала. Ее перепуганный взгляд скользил от монитора к монитору. Периодически поворачиваясь к Марсию, она дрожала, возможно, от холода, возможно, от испуга, или с ума сводила темнота. Марсий не знал. Крамовка казалось очень противоречивой: с одной стороны, она была сильной и уверенной, но с другой, могла потерять контроль и запаниковать.