Но Валька Щур пока не качал над ним права, с уплатой не поторапливал. И Славка Комов тоже помалкивал, хотя причины тому были у них разные.
Щур опасался все же, что Славка расскажет ребятам о том, как он застукал его, Вальку, на «тихом шмоне», и сейчас Комку за это даже морду не набьешь. Сильно пошатнулся в глазах пацанов прежний Валькин авторитет. И не только из-за той чепуховой драки с Иваном Морозовским. Нет. Было тому и более веское основание…
Однажды заглянул Валька в кухню, хотел у тети Фроси щепотку соли выканючить — и опешил: перед ним, у двери, сидя на низенькой, с подрезанными ножками табуретке, скребла над широким тазом картошку бывшая детдомовская пионервожатая Рита Федоровна.
Некогда Валька Щур числился у нее в активистах, слыл образцовым звеньевым. И пионервожатая на отрядных собраниях неизменно приводила его в пример другим своим, нерадивым, звеньевым за исполнительность, высокую сознательность и безукоризненную дисциплину всего звена в целом, не ведая — понятно — того, что едва ли не каждый пацан в том высокосознательном, Валькином, звене ходил у него в должниках неоплатных…
Рита Федоровна приветливо, хотя и с некоторой долей смущения, улыбнулась лучшему своему звеньевому, но быстренько пригасила улыбку: что-то, видать, насторожило ее все-таки в глуповато расплывшейся Валькиной физиономии. Смотрел он на Риту Федоровну отнюдь не так, как раньше, без какой бы то ни было почтительности, а лишь удивленно да еще, пожалуй, слегка нагловато.
— Тетя Фрося-то где? — помедлив, спросил Валька, не здороваясь с бывшей своей вожатой и никак ее не называя.
— Сейчас придет. А зачем она тебе, Валентин? — в свою очередь поинтересовалась Рита Федоровна. — Почему ты со мной не поздоровался?
— Мне бы соли немного… — уклонился от ответа Щур, шмыгнув глазами по кухонным полкам.
Рита Федоровна молчком поднялась с табуретки, достала откуда-то из-за плиты жестяную солонку и так же, молчком, протянула ее Вальке. Тот нахально сыпанул в карман добрую горсть бесценного по теперешним временам продукта и ушел, не притворив за собой дверь и даже не поблагодарив явно приунывшую Риту Федоровну, отметив, однако, про себя, что бывшая пионервожатая вроде бы чего-то побаивается.
выйдя из кухни, радостно заголосил Валька Щур на весь пустой детдомовский двор.
А Рита Федоровна, прикрыв за ним дверь, посидела еще минутку неподвижно, уронив на колени руки, затем глубоко вздохнула и вновь склонилась над тазом. Но споро и как-то весело завивавшаяся, щекотавшая ее пальцы картофельная кожура вдруг начала обрываться, мелко скрошиваться, а потом и совсем еле-еле поползла с ножа…
Спустя день, за ужином, Валька ни с того ни с сего повел в столовке разговор о том, что по городу, дескать, опять расклеены приказы, в которых всем комсомольцам предлагается немедленно явиться в комендатуру и встать на учет. Говорил он об этом громко, брызгая слюной и косясь на раздаточное оконце, где мучным блином маячило испуганное лицо Риты Федоровны.
— А чего там с ними сделают? — риторически вопрошал Валька, ни к кому из сидящих рядом мальчишек в отдельности не обращаясь. — Да ни хрена не сделают! Ну, может, побьют маленько… Или во — в Германию отправят! А там, пацаны, слыхал я, нынче лафа!.. Жратвы, говорят, там у них — от пуза!.. Гадом мне быть, пацаны, я те приказы сам видел!
Ребята недоуменно помалкивали, кое-кто поддакивал Вальке, соглашаясь с ним, что, мол, точно, приказы висят и что в Германии той, должно быть, сейчас действительно лафа, потому что все ведь туда отправляют — и зерно увозят, и коров гонят, и людей…
Наконец из-за ближнего к выходной двери стола неспешно поднялся Юрий Николаевич, который вместе с женой и Людмилой Степановной питался теперь в столовке, наравне с ребятами, и оттого, наверное, еще больше усох. Он медленным шагом, приблизился к Валькиному столу и спокойно, но как-то слишком уж глухо сказал:
— В чем тут у вас дело, ребята? И почему ты так громко разговариваешь за столом, Щур? В нашем детском доме, как тебе известно, комсомольцев давно нет… Раньше были, а сейчас нет, — повторил он. — Ты понимаешь это, Щур?
— Ха!.. Так уж и нету!.. — Валька всем видом своим изображал простодушное удивление. — А вон Рита Федоровна… Она кто у нас нынче? Разве ее исключали?..