Отныне все необыкновенное, чудное, удивительное прочное ассоциировалось в ее сознании с волей и задумкой… как там он сказал, его зовут? Из длинной абракадабры букв и слогов ей запомнился лишь один… Клэрвоял. Клэр.
– Кого нам стоит бояться помимо перекидышей, Тривия? – подал голос Иагон. – Что может быть страшнее них?
– Обязательно говорить об этом на ночь глядя? – поежилась Сольга.
– А когда еще? В пути? Если есть конкретная опасность, я хочу знать о ней заранее. А не тогда, когда будет уже поздно.
Тривия нахмурилась.
– Сольга права. Еще накличем.
– Я слышала про подселенцев душ, – вдруг подала голос Клоя.
Ринайя непроизвольно покрылась мурашками. Она тоже слышала про подселенцев. Про них слышали все.
– Их никто никогда не встречал, – проворчал Иагон. – А чесать языком зазря любой горазд.
– Потому что после встречи живых не остается, – встрял Брос, любовно (или нервно?) наглаживая рукоять кинжала. – Наш дедушка был отважным охотником. И однажды рассказал, как набрел на далекую деревеньку в лесу. Там были одни мертвецы. Люди лежали без следов убийства или болезни…
– А других очевидцев, кроме него, конечно же, не осталось? – Тагар забрал у оцепеневшей Мары кружку из рук. Положил ее травмированную ступню себе на колени, размотал обернутую вокруг щиколотки тряпицу, зачерпнул пригоршню бурой заварки и бережно приложил ее к опухшей коже. Тривия было дернулась помочь, но охотник осадил ее коротким: “Я сам”.
А Ринайе снова пришло в голову, что такую образцовую пару не следует разрушать – даже если пророчество говорит иначе… Тагар не был похож на демиурга: в нем не пылал жаркий зной и не завывали ледяные ветра мороза. Ему были чужды резкие перемены настроения, взрывы веселья или вспышки ярости. Но в нем тоже горело свое, спокойное, еле заметное пламя, навроде пламени очага. И оно было под стать Маре – уютной, милой, домашней.
– Не осталось, – подтвердил Трог. – Он ходил один.
– Понятно, – очень сдержанно и очень дружелюбно кивнул Тагар, чем навлек на себя возмущенный взгляд братьев.
– Кто это вообще такие? – Мара, согретая нежными прикосновениями жениха, перестала ежиться и с любопытством глянула из-за его плеча.
– Злобные духи. Чужие гости в нашем мире, – усмехнулся Зувар и понизил голос. – Они обречены на блуждание и страдание от жутких голода и жажды, которые никак не могут удовлетворить. И лишь подселяясь в человеческие тела, способны ненадолго этот зуд утолить… Напугал? Не дрожи, – он опустил ладонь на колено сидящей рядом Ринайи и слегка сжал его.
Та подняла на него взгляд, но тот не убрал руку, продолжая поглаживать женскую коленку и ухмыляться.
– Глупости, – заявила Сольга. – Враки. Духи – добрые. Они помогают нам с охотой, защитой и колдовством… Правильно, Тривия?
– Я обращаюсь только к светлым духам, – знахарка поворошила палкой костер. – Но там, где есть свет, найдется и место для тени… Я тоже не встречала подселенцев, если вам важно мое мнение. Но я не так много видела в жизни. И легенды слагались не просто так.
– Откуда вообще взялись духи? – Ринайя стряхнула руку Зувара и отсела от него подальше. Ей на глаза попались Мара с Тагаром: подружка склонила голову на плечо охотника и незаметно, явно прячась от Тривии, гладила его по спине. Эта умиротворяющая картинка так не вязалась с действиями Зувара, что ей стало противно. – Их тоже создали демиурги?
– Не думаю. Духи появились позже. Некоторые из них зародились сами собой, в то время как наш мир старел и развивался… Другие просочились извне. С какими намерениями? – женщина в задумчивости просунула руку себе за пазуху и сжала нательный оберег. – Кто их знает. Но вряд ли они действуют как помощники… Ясно одно – для того, чтобы дух смог удержаться здесь и творить зло, должна вмешаться магия исключительной силы...
Все переглянулись.
– И как нам уберечься?
– Будьте бдительны, – сверкнула глазами травница. – И при малейших признаках опасности говорите мне.
Ринайя сидела ни жива ни мертва. Должна ли она рассказать Тривии о снах, что преследуют ее с момента ухода Эсмины? Как старуха отнесется к тому, что она несколько дней укрывала незнакомца, стремящегося всеми силами проникнуть в лагерь? Если бы дело касалось только ее, она бы смолчала. Сохранила бы эту маленькую сладкую тайну, раскрашивающую холодные лесные ночи... Но теперь, когда травница ясно дала понять, что не потерпит обмана, скрытничать было сродни предательству. Вдруг, впуская демиурга (или кем он был на самом деле?), она ставит под угрозу не только свою безопасность, но и жизни других членов отряда... Подвергает риску само спасение мира?