Тривия резко замолчала, погрузившись в раздумья, и собравшиеся переглянулись: была у пожилой травницы такая манера – нагнать загадочности, напустить дыма и резко оборвать рассказ, заставляя слушателей изнывать от любопытства.
– Но мир ведь не умрет окончательно? – с нескрываемой надеждой уточнила Мара. – Этого можно будет избежать… и теперь тоже?
– Трудно сказать, – уклончиво ответила Тривия. – Последний раз мир угасал несколько сотен лет назад. Тогда демиург послал людям знак, что готов продлить жизнь своему творению. И когда он прислал его месяц назад, в моем сердце затеплилась надежда… Демиург возьмет себе жен из числа человеческих дев, и их многочисленные дети станут семенами, что очистят свет от скверны.
Вещунья поворошила угли, и в воздухе заплясал целый рой золотистых, стремительно исчезающих искр. Потом сделала большой глоток чая.
– Если кто-то из вас… – она обвела долгим взглядом избранных девушек, – не хочет становиться женой бога и спасать мир… Можете идти. Уходить прямо сейчас, как Эсмина. Я никого не держу.
Над костром повисла тишина. Ринайя застыла, пораженная свалившейся на нее свободой выбора. Свободой, оказавшейся лишь иллюзией. "Уходить на ночь глядя, прочь от людей и защитных чар?.. Вот если бы кто-то еще…".
Никто не пошевелился, не рискнув даже жестом выдать раздирающих душу сомнений.
На этом разговор был окончен. Все молча доели сухари, допили чай и разбрелись готовиться ко сну. И лишь Тагар удобней устроился у костра, привалившись спиной к дереву и вытянув к теплу ноги.
– Я посижу пока, посторожу, – объяснил охотник удивленной Тривии. – Как-то неспокойно...
Старуха коротко кивнула.
Ринайя засыпала плохо. Мысли снова и снова возвращались к Эсмине – как она сейчас ТАМ, в лесу?.. Одна, без оружия и даже сапогов?
Картины, рисуемые воображением, были страшны. Более того, с наступлением ночи стало холодать. Воздух сгустился, потяжелел, опускаясь на спящих путников свинцовым пологом, а после пролился моросью дождя. Редкие капли стучали по лиственному куполу убаюкивающе, и сам дождь скорее раздражал, чем причинял истинные неудобства, но от его влажных прикосновений становилось еще холоднее.
Мара, улегшаяся по соседству, во сне придвинулась к подруге и уткнулась лицом ей в затылок. Стало немного уютнее, и Ринайя начала проваливаться в забытье, когда услышала чьи-то тихие и осторожные шаги.
Рефлекс сработал мгновенно – рука нащупала рукоять небольшого кинжала, покоящегося вместе с ней под плащом, раньше, чем сознание узнало поступь Тагара. Парень еле заметно припадал на одну ногу – сказывались последствия неудачной охоты.
Он подошел почти вплотную и остановился. Ринайя лежала спиной и не видела его лица, но инстинкт самосохранения велел не шевелиться, лишь быть начеку, чтобы в случае…
В случае чего? Это же Тагар, друг детства и хороший приятель. Только что ему понадобилось здесь и сейчас?
Тагар постоял над ними с Марой, а потом на них обеих что-то опустилось.
Ринайя вздрогнула и, больше не таясь, обернулась на мужчину. Плащ все еще хранил ощущение сильного мужского тела.
– Оставь себе. Вымокнешь.
– Я у костра. Мне не холодно, – и парень-воин также тихо ушел обратно.
Тагар с Марой были обещаны друг другу с самого детства. Они наверняка поженились бы через год-другой, если б пророчество не начало сбываться так несвоевременно.
"Каково это – вести свою невесту в дар божеству?". Додумать Ринайя уже не успела: моментально согревшись под вторым покрывалом, она наконец уснула.
Лагерь пробудился на рассвете. Сонные маэвцы, потягиваясь, по очереди отходили по нужде и развешивали отсыревшие за ночь плащи на ветках соседствующих с костром молодых дубов.
Яра, заспанная и недовольная, взяла котелок и отправилась к реке – настала ее очередь готовить завтрак. И почти сразу же вернулась обратно, бегом, без котелка и оглашая утренний лес истошным визгом.
– Эсмина! – брюнетка, пуча глаза, указывала рукой в сторону берега, спускающегося к небольшой речушке.
… Эсмина нашлась в нескольких метрах от защитного контура. Она лежала в мелкой воде прямо под крутым обрывом. Прозрачные потоки находили себе путь между камнями и омывали девичье тело, струясь между раскинутыми руками и ногами, играя распущенными, наполовину белыми волосами и жизнерадостно сияя в лучах восходящего солнца. Вода смыла кровь с израненных ступней и какие-либо эмоции с застывшего лица. Оно было совершенно безжизненно и невозмутимо: кожа приобрела синевато-алебастровый оттенок, а темные запавшие глаза смотрели прямо в небо. Рядом с ее левым бедром покачивался котелок, с испугу оброненный Ярой в реку.