— Ты, Малашка, спроси у хозяйки, где русские купцы торгуют? Что-то русских не видать.
Мехтерша ответила, а Меланья перевела:
— Сами русские в Хиву не приезжают. У русских купцов служат в приказчиках татары — они и привозят товары.
— А что же русские-то, небось, боятся? — спросила Татьяна.
— Может, и ездили бы сами, да по хивинскому закону христиане в три раза дороже пошлину платят. Поэтому приезжают татары, — охотно пояснила мехтерша.
Побывала Татьяна и на вещевом, голубином рынках, мимо хивинских бань прошла. Показали ей и невольничий ряд, где рабов продают. Грязные и изможденные, пригнанные издалека люди сидели на полу, прикованные к кольям цепями. Откуда они — из Персии, России — не угадать: все бородатые и в драном тряпье... После того как повидала Татьяна Хиву, еще сильнее заныло у нее сердце. Поняла, что уже никогда ей не вырваться отсюда. Придется всю жизнь мыкаться среди хивинцев. «Вот если бы узнал обо мне, где я нахожусь, мой папаша да выкупил меня!» — иногда согревала ее робкая мысль. Но стоило Тане об этом подумать, как мечта ее рассыпалась в прах. «Если бы даже и нашли меня, и деньги прислали бы, то все равно бесполезная мечта. Ведь не одна я теперь: муж со мной, да и дитя уж на свет божий просится. Сергей-то — у него грех на душе; ни за что не согласится ехать а Расею, а одного его тут не оставишь. Пропадет с тоски без меня, а я без него там иссохну вся...» По ночам плакала Татьяна, уткнувшись в подушку. Сначала судьбу свою оплакивала, но вот прошло целых три месяца со дня ухода Сергея на войну, а о нем — ни слуху, ни духу, и застонало сердце о нем. Теперь уже не маменькой бредила Татьяна, не домом на взгорке, вокруг которого паслись на лугу гуси. Грезился ей Сергей днем и ночью.
Представал он перед ней весь в крови, на холодном песке. Видение это преследовало ее и сокрушало до изнеможения. Днем она металась по пустым, застланным коврами комнатам. Ее тянуло на айван, но едва она открывала дверь, у нее появлялось желание броситься вниз. Жуткий страх охватывал Татьяну, и она звала Меланью. Служанка, бросив дела, бежала к своей хозяйке с картами и начинала гадать на Сергея.
— Ты зря это убиваешься, милая, — принималась успокаивать Таню. — Вот, гляди, опять шестерка бубе* ная вышла — стало быть, дорога ему. Ей-богу, скоро приедет. А вот и сам он — король...
Таня верила и не верила картам, но все же гаданье успокаивало ее. Тогда она просила служанку сходить к мехтерше и разузнать об Аллакули-хане. «Как появятся о нем вести, так и о Сергее станет известно», — думала она. Меланья отправлялась в господский дом. Возвращаясь, докладывала:
— Ходють они по чужим землям хорасанским, дань с врагов собирають. Как соберут все золото, так и вернутся. Вот те крест, не вру. Сама мехтерша мне сказала. Ты, Татьяна, главное, тоске не предавайся. Живи, как все: мешай дело с бездельем — проживешь век с весельем.
В октябре Татьяна родила мальчика. Сбежались на крик ее чуть ли не все женщины подворья. Одни помогали Меланье, другие топтались на айване, предлагая свою помощь. Мехтерша прислала Татьяне сластей всевозможных, а через день-другой наведалась сама. Глядя на малыша, посоветовала:
— Назови его узбекским именем — Аллакули-хану понравится, он пришлет тебе богатые подарки.
Татьяна засомневалась:
— Можно ли такой грех на душу брать? А вдруг с дитем что-нибудь случится! Окрестить его надобно поскорее, а как приедет Сергей, он и назовет сына.
Мехтерша согласилась с ее доводами, и, вроде бы невзначай, обронила:
— Юсуф-мехтер вчера сказал, что Аллакули-хан с шейх-уль-исламом из-за русских пушкарей между собой ссору затеяли. Вчера гонцы приехали, были у нас в гостях. Рассказывают, вроде бы хан Аллакули хотел Кути-ходжу оставить своим наместником в Кара-Кала, а шейх воспротивился, не подчинился. Шейх приехал раньше других в Хиву и поднял на ноги всех ахунов и мулл, чтобы заступились за него. Святые наши отцы настраивают народ против неверных. Везде говорят, что Аллакули-хан связался с христианами, а о своих мусульманах совсем забыл. Мехтер мой послал к тебе, Таня, сказать, чтобы ты назвала младенца мусульманским именем и отдала в нашу веру...