Школьного друга
нежданно встречаю.
«Здравствуй!
Ну как ты?..»
И –
не успеваю
вслушаться
в то, что он мне
отвечает…
Керчь и Калькутта,
Волга и Висла.
То улетаю,
то отплываю.
Надо бы,
надо бы остановиться!
Не успеваю.
Не успеваю…
Знаю,
что скоро метели
подуют.
От непонятной хандры
изнываю…
Надо бы
попросту сесть и подумать!
Надо бы…
Надо бы…
Не успеваю!
Снова меняю
версты
на мили.
По телефону
Москву вызываю…
Женщину,
самую лучшую
в мире,
сделать счастливой
не успеваю!..
Отодвигаю
и планы, и сроки.
Слушаю притчи
о долготерпенье.
А написать
свои главные строки
не успеваю!
И вряд ли успею…
Как протодьякон
в праздничной церкви,
голос
единственный
надрываю…
Я бы, конечно,
исправил оценки!..
Не успеваю.
Не успеваю.
Шаги
Все, что угодно,
может еще
судьба напророчить:
от неожиданной тишины
до грома внезапнейшего…
Дай мне
уверенности твоей,
Красная площадь!
И помоги мне
себя отыскать –
завтрашнего…
Главная площадь,
ты поддержи,
выслушай,
вывези…
На запотевшей брусчатке
один
молча стою.
Крутые зубцы на кремлевской стене –
будто шлемы
витязей.
И Спасская башня –
правофланговым
в этом строю…
Скоро на башне,
в часах городских и домашних
размножась,
пересчитав скрупулезно
вереницу минут и секунд,
стрелки курантов
сойдутся,
как лезвия ножниц,
и безвозвратно прожитый мной
час
отстригут.
Прожитый час
жизни моей.
Час без названья.
Бывшее время,
в котором осталось
мое «помоги!..».
В это мгновенье,
как молотом по наковальне,
хлестко и гулко
вдруг зазвучали
шаги!..
Грохот сердца.
Квадратных плечей разворот.
Каждый час
пред глазами друзей и врагов
начинаются
прямо от Спасских ворот
эти –
памятные –
двести десять шагов…
(Это я потом
шаги подсчитал.
А тогда в ночи
стоял – оглушен.
А тогда в ночи
я ответа
ждал.
И остаток века
над миром
шел…
Это я потом
шаги подсчитал.
Приходил сюда
наяву и во сне.
Будто что-то
заранее
загадал,
что-то самое
необходимое мне…
Я глядел в глубину
огромной стены,
будто в темное море
без берегов.
Веря в то,
что соединиться должны
время жизни моей
и время
шагов!..)
Грохот сердца.
И высохших губ немота.
Двести десять шагов
до знакомых дверей,
до того –
опаленного славой –
поста,
молчаливого входа
в его Мавзолей…
Под холодною дымкой,
плывущей с реки,
и торжественной дрожью
примкнутых штыков,
по планете,
вбивая в гранит
каблуки, –
двести десять
весомых,
державных шагов!
Имена
Когда Москва
бросается в сны –
вчерашний день воскрешать,
на траурных плитах
кремлевской стены,
начинают
буквы мерцать.
Начинает светиться,
будто заря,
алфавит
от «А» до «Я».
Азбука
яростного бытия.
Азбука Октября…
Кто смерти
хотел?
Никто не хотел.
Кто пулю
искал?
Никто не искал.
А ветер
над общей судьбою
гудел.
На длинной стене
имена высекал.
На груди стены
имена
полыхают,
как ордена!..
Каждое имя
в ночи горит
своим,
особым огнем…
Дзержинский.
Гагарин.
Куйбышев.
Рид.
Чкалов.
Жуков.
Артем…
Их много.
Всех их
не перечесть.
Их много.
Куда ни взгляни…
Но если бы,
если бы только здесь!
Если бы
только они!
А то –
повсюду!
И голос дрожит.
И я закрываю глаза.
Помнить об этом
труднее, чем жить.
Не помнить об этом –
нельзя!..