Она внимательно слушает того другого, улыбается, касаясь рукой его локтя. Время от времени пишет что-то в свой гребаный блокнот. Тот самый, в котором составляла шорт лист мужиков перед свиданием. Сидит расслабленно, откинувшись на диван.
В то время как со мной Ира - налитая пуля. Такая же твердая и холодная. Всегда, в любой момент, при любых обстоятельствах, кроме секса. Тогда она ртутью растекается у меня по руке, скулит и стонет, умоляя о продолжении. Интересно, они уже начали трахаться? Если он будет убедительным, то получит свое уже сегодня.
Карандаш, который я держу в руке, с хрустом надломился. Одна половина падает на пол и катится под ноги официанта. Он поднимает и подает ее мне с самым невозмутимым видом.
- Егор Федорович, вы потеряли, вот. Десерт будете, или упаковать с собой? Круассаны только из печки.
- Не надо ничего.
Мой обед окончен. Дальше несколько звонков и одна встреча. Средне насыщенный день, в котором ничего нельзя ни передвинуть, ни отменить. Мне стоило вернуться к работе десять минут назад, но вместо этого я как школьник подглядываю за девчонкой, в которую влюбился. Встаю, чтобы уйти, но вместо этого ноги несут меня прямо к центральному столику. Туда, где сидят они.
- Привет, котенок, - кладу руку ей на плечо. Она вздрагивает, но не отодвигается, даже когда я сажусь рядом - ты не сказала, что любишь секс втроем, иначе бы я подыскал более подходящую кандидатуру.
Еще никогда я не нес такой херни. И оправдывает меня только то, что до этого я ни разу не ревновал женщину. Паскудное чувство.
Ира краснеет. Прямо до кончиков волос. Сидит насупленная как маленькая свеколка.
Ее кавалер напротив, побелел и стал похож на блин перемазанный сметаной. Нелепый, жирный, лоснящийся.
- Ир, я, правда, думал, что у тебя есть вкус.
- Вы забываетесь, - у моего соперника до неправдоподобного писклявый голос. И это злит даже больше того, что она решила переспать с ним у меня в отеле. Я бы понял, если бы Ира привела кого-то достойного, но тащить в койку это рыхлое недоразумение? Либо ей настолько нужны деньги, либо совершенно плевать, кто ее будет трахать. Отличную бабу ты себе, Егор, выбрал. Правильную и принципиальную. Мо-ло-дец!
- Скажи, дружище, тебя проводить или ты сам понимаешь, что пора, - чувствую как под пальцами напрягается Ира. Мышцы за секунду деревенеют как у пантеры перед прыжком. Но я только крепче прижимаю ее к себе – чтоб не убежала. С ней у меня будет отдельный разговор.
- Я буду жаловаться директору отеля! - Блеет козлом пухлый.
- Очаровательно. Можешь начать прямо сейчас, - киваю охраннику на входе в ресторан. У нас ужинают большие люди, и я сделал все, чтобы создать им комфортные условия и избавить от любых, даже самых незначительных проблем.
Везде, где позволяет закон, расположены камеры. Охрана на каждом этаже, включая фойе и ресторан. Это умные ребята, которые легко справляются с неприятностями. Легко, но очень болезненно.
1.1
Кажется, Ирин парень оценил насупленный взгляд секьюрити в свою сторону. Правильно, мало кому нравятся выбитые зубы.
Несколько секунд он таращится на Иру, глаза шальные, изо рта разве что слюна не капает, как у чумного.
- А мне вас так хвалили, - пищит он и резко подскакивает с дивана.
Ира кидает на пустую тарелку смятую купюру и хватает сумочку за ручку. Та стоит открытой, ее пряжка гулко бьется о замок, но не защелкивается. У Иры дрожат руки. Она пытается застегнуть замочек, но даже не попадает по нему пальцами. Ей бы быть внимательней, но вместо этого она пялится на спину своего клиента, и шмыгает красным носом.
- Постойте, Борис, - кричит на весь ресторан. Ненавижу такие сцены. И не приемлю их в своих отелях. - Вы все неправильно поняли, сейчас я объясню это недоразумение!
Недоразумение. Как интересно меня сейчас обозначили. «Недоразумение» чувствует прилив злости и потребность ее куда-то сбросить. Кровь гулко стучит в висках, требуя разрядки. Кажется, мозг всерьез собрался драться.
- Ты еще и сама за себя платишь, Ира? Теряешь сноровку.
Она смотрит на меня как висельник на толпу. Отчаянно и зло. Дергается в сторону, пытается встать, догнать своего Бориса, но я до боли сжимаю ее за плечо:
- Сидеть. Мы поговорим.
Она вздыхает. В глазах слезы, но они меня не трогают. Грош цена страданиям актрисы, которая будет плакать до тех пор, пока ей платят.
- Разве я не говорил тебя, чтобы ты не общалась с другими?
На меня она даже не смотрит.