— А свидетели? И вообще, почему не спросили у портрета? Живой портрет Дамблдора в кабинете директора? — Эйдан, не скрывая волнения, сжал кулаки. И, заметив недоуменный взгляд Регулуса, спросил: — Что?
— У тебя дома нет галереи предков? — поинтересовался Блэк.
— В кабинете у отца висят несколько… Но я с ними особо не общался…
— Обитатели портрета — не привидения. Это сэр Николас может в красках описать момент своей казни, а портреты скорее слепок личности, который делает художник в момент рисования. После смерти картина обретает силу и образ оживает. Но изображенные на портрете волшебники не помнят, как умерли. Да и в целом с запоминанием у них не очень. Портреты моих бабушек обсуждают сплетни двухсотлетней давности, но очень мало интересуются миром живых…
Лина кивнула:
— Рег прав, смерть это таинство, никому не дано помнить свой переход за грань. В этом есть даже некое милосердие — образу на портрете не приходится раз за разом переживать неприятные воспоминания о своих последних минутах, он остаётся неизменным, но уже не может учиться и меняться — такое свойственно только живым. А портрет — всего лишь более продвинутая колдография, горстка краски и немного магии…
Северус косо глянул на подругу, и она поняла, что ему хочется спросить, помнила ли она, что находится "по ту сторону". Но ей нечего было сказать — каждый раз смерть напоминала сон с неизменным пробуждением на лекции профессора Биннса.
Эйдан тоже замолчал, размышляя о природе портретов и сожалея, что так и не удосужился поболтать с кем-то из покойных прадедушек. Регулус утомлённо прижмурился, но продолжил писать. Остро заточенное перо быстро скользило по пергаменту, и строчки ложились ровно, без помарок и клякс. Блэка сурово муштровали с самого детства, и он привык к нагрузкам, но было заметно, что за последние пару месяцев он ещё сильнее похудел, продолжая источать решимость, учился на пределе возможностей и лишь крепче сжимал зубы, зарываясь в очередной потрёпанный том.
Согласившись участвовать в заговоре, он оставался одиночкой, предпочитал не делиться планами и отказываясь от любых предложений помочь. Регулус упрямо повторял, что доберётся до чаши и уговорит Люциуса, попросив друзей "не мешать", и им пришлось отступить.
— Рег, если тебе понадобится помощь… всё, что в наших силах, — испытывая мучительное сожаление, в очередной раз предприняла попытку Лина, но тот лишь поморщился:
— Эванс, что ещё за день душеспасительных нравоучений… Меня не надо успокаивать, как Эйва… Я прекрасно знаю, что нужно делать, и, насколько понял из твоих скудных рассказов, в возможном будущем уже этим занимался… Скажи, я просил помощи?
— Нет. К сожалению, насколько знаю, ты был совсем один. И ты умер один!
— Но теперь всё иначе. Не думай, я понимаю. И благодарен. И не собираюсь прыгать выше головы. Если столкнусь с трудностями, обязательно вам скажу… в конце концов, я знаю, что вы расстроитесь, если со мной что-то случится…
Регулус постарался сказать это легко, будто шутя, но все понимали, насколько он серьёзен, поэтому Эйдан, не сдержав чувств, пихнул друга и они затеяли шуточную возню, пока Северус не шикнул на них, не желая привлекать внимания библиотекаря. Лина, глядя на них, улыбалась — раньше у неё не было таких друзей, и, вспоминая, как в книгах превозносилась сила любви и дружбы, в очередной раз лелеяла надежду справиться с трудностями, жить "долго и счастливо", вырваться из окаянной петли. Может, это и станет ключом? Вздохнув, она снова взялась за перо. В любом случае, не попробует — не узнает.
В один из вечеров, когда Лина, распрощавшись с остальными, нырнула за портрет Полной Дамы, её подозвал Люпин. Ремус сидел в кресле в одиночестве, остальные уже разошлись и даже его верных друзей-мародеров в гостиной не наблюдалось. Настороженно оглядевшись, девушка подошла и присела в соседнее кресло, раздумывая, чего от неё может хотеть староста. Люпин мялся, так и не начиная разговор, а Лина не собиралась ему помогать, только красноречиво косилась на настенные часы.
— Хм… Лили, насколько я знаю от Джеймса и Сириуса, ты в курсе моей маленькой "пушистой проблемы"… И, похоже, Снейп тоже… Я благодарен, что вы не стали рассказывать об этом другим…
— Это не наше дело, Римус. С чего мы должны что-то кому-то докладывать?
— О, я понимаю, конечно… Просто твоё новое окружение — сплошные слизеринцы. Я бы хотел попросить, если возможно…
— Мы не идиоты. И как ты себе это представляешь? Будто мы можем ненароком упомянуть в непринужденной беседе: "В учебнике сегодня упоминались оборотни, кстати, наш общий знакомый Люпин — оборотень! Интересно, что будет на ужин?".