– Я молодец? – уточняет племянник, как только мы плавно заруливаем на стоянку возле Лилового, блядь, какаду. Идиотское название. Идиотское здание. Впрочем, мне сейчас абсолютно насрать на всё. – Я заслужил обед?
Это тонкий намёк, чтобы я взял его с собой. Я не собирался. И передумал. У Ильи необычный взгляд на людей и события, а поэтому его глаза лишними не будут.
– Не уверен, что здесь подают днём, но пошли.
Илья довольно потирает руки, глаза его блестят. Это ещё один его недостаток. Или преимущество – как посмотреть. Он жрёт как не в себя, оставаясь при этом длинноногим худым ботаном.
Впрочем, судя по всему, он, кажется, немного занялся собой: плечи стали шире, мускулы на руках появились. Хотел бы я посмотреть на Ту, что его вдохновила. Сам он вряд ли бы стал над этим заморачиваться.
– Нифигасе, – тихо присвистнул Илья, как только нас беспрепятственно пропустили, – сам Инденберг, серьёзно?
Я скрипнул зубами. Судя по всему, этого недоноска точно весь город знает.
– Твоя задача есть, если тут подадут, и молчать. А потом поговорим, – холодно и жёстко сказал Илье.
Племянник у меня не из обидчивых. Ему вообще все мои властные замашки побоку: он пропускает их мимо себя. Как и всё остальное, если считает, что это его не касается и особой пользы не несёт.
Он умеет брать только то, что ему интересно или полезно. От всего остального отключается, как и положено идеальному супергерою с тонкой электроникой вместо мозгов.
– Похвально, – удовлетворённо кивает Инденберг, демонстративно поглядывая на наручные часы. И тут же кидает цепкий взгляд на Илью, что строит из себя восторженного дурачка, глазеющего по сторонам с идиотской улыбкой на пухлых губах.
Инденберг безошибочно вычисляет, кто помог мне прибыть на встречу без опоздания. Вид Ильи не вводит его в заблуждение. Александр даже не удостоился его внимания.
Мы усаживаемся за «столик переговоров». Охранник с племянником садятся за другой столик. Здесь подают, оказывается: бесшумный официант появляется вовремя. Я делаю заказ. Себе кофе, проглоту – посущественнее. Всё это под пристальным взглядом Инденберга.
– Я вас внимательно слушаю, Стефан Евгеньевич, – произносит он, не прикасаясь к своей чашке.
У него покрасневшие веки, как у человека, что всю ночь не спал или пялился в монитор. Но это ещё не доказательство.
– Где она? – спрашиваю напрямик, впиваясь взглядом в его лицо. Мне сейчас не до вежливых фраз.
– Вы что-то потеряли, Стефан Евгеньевич? – приподнимает он бровь и взгляд не отводит.
Знает. Теперь я точно знаю: он в курсе, но вряд ли что-то скажет. Тем не менее, я всё ещё пытаюсь его продавить.
– У неё никого не было здесь из знакомых, кроме тебя. И если кто мог помочь ей скрыться, то это ты. Не зря же ты крутился всё время рядом, правда, Инденберг?
– Роберт, – не отводит он от меня пристального взгляда. – Предпочитаю, чтобы ко мне обращались по имени.
На меня вдруг накатывает жуткая усталость. Я на ногах с тех пор, как Дану удалось привести меня в чувство. Все неурядицы, напряжение последних месяцев отошли куда-то далеко-далеко.
Сидя напротив человека, который, по всей видимости, помог Нике скрыться, я подумал: к чему это всё? Вся эта суета, интриги, козни, вечное хождение по краю опасности? Всё это стоит делать, когда тебе есть для кого жить. А я снова всё растерял, ничего не приобретя взамен. Не успел ни почувствовать, ни разобраться в себе.
– Послушай, Роберт, – произношу слова и понимаю, как тускло звучит мой голос, – между мной и Никой случилось недоразумение. Она ушла на эмоциях, толком не разобравшись в себе и неправильно истолковав мои слова. Я найду её с тобой или без тебя. Вопрос времени. Если тебе кто-то заплатил, я заплачу больше. Если после нашего разговора Ника захочет уйти, она уйдёт. Я отпущу её.
– Послушай, Стефан, – в тон мне отвечает Инденберг, правда, в голосе его куда больше жизни, хоть эмоций он и не показывает – держится очень хорошо, – это ты – сплошное недоразумение. Ты почему-то считаешь, что деньги решают всё. Это далеко не так. К счастью, я не знаю, где Ника, и ничем помочь тебе не могу. А если бы знал, ради тебя не пошевелил бы и пальцем.
– А ради ребёнка? – задаю я вопрос, который не планировал – вырвалось само. Наверное, это то, что контролировать невозможно. А может, всё, что связано с Никой, не поддаётся никакой логике. Да и не нужно. Я хочу быть живым – понимаю, ощущая тупую боль в груди. Там, где находится сердце.