— Ты боишься, что во мне взыграет ревность?
— Я видел тебя в гневе — напомнил он.
— Да, да — согласилась Сольвейг, — но тут другое. От части, я хотела помочь папе с мамой. Они давно хотят внуков. От части отблагодарить тебя, как следует. За все что ты для меня сделал. Ведь в твоей жизни женщины приносили лишь разочарование, а мои сестры прекрасны…. От части, хотела поделиться тобой. Чтобы они прочувствовали то же, что прочувствовала я. Ведь ты уникален. Без шуток — ты единственный в своем роде.
— Продолжай… — поддержал ее Арон, и тут же получил короткую затрещину.
— Ты не понял главное во всем этом. Поделившись тобой с сестрами, я хотела показать, что ты не должен зацикливаться на мне. Все что мог, ты для меня уже сделал, и я принимаю это с благодарностью. Ты не должен принадлежать только мне.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил он без тени иронии.
— На мне слишком много грехов, чтобы опускаться до мелочной ревности. Когда я держу сына в руках, то невольно задумываюсь, достойна ли? Ведь на них столько невинной крови…. Ты же, в состоянии изменить этот мир к лучшему. Ты должен быть открыт для всех. Ты уже сделал нашу жизнь лучше. Продолжай в том же духе. Неси свет и надежду.
— Даже так?! — он почувствовал, как наворачиваются слезы.
Арон тихо встал, потер лицо руками и посмотрел в окно. Небо уже совсем потемнело. Но звезд еще не было видно. Закат светлой полосой окрашивал линию горизонта.
— Но, на мне тоже не мало крови — возразил кузнец задумчиво.
— Тебя, как и меня мучает совесть. Раньше я и не подозревала о ее существовании — усмехнулась Сольвейг.
— Да. Есть такое — Эти муки кузнецу были хорошо знакомы.
— Так вот… Так же, как и ты со своим племенем, я ищу искупления. И сделаю все, чтобы этого добиться. Ты не представляешь сколько боли я причинила всем этим людям за последние столетия. Когда я была в твоем доме все было совсем по-другому. Меня хотели поймать и обезглавить… Сейчас же все резко изменилось. Я до сих пор не верю, что такое возможно. Я не заслужила прощения. Пока не заслужила.
— Ты слишком глубоко копаешь — улыбнулся Арон — Попробуй начать все заново. Тебя любят. Все плохое быстро забывается. И потом, хочешь, чтобы тебя не обокрали —, научись красть. Хочешь, чтобы не убили —, стань и в этом лучшей. Хочешь, чтобы не обманули —, умей лгать лучше всех. Это тяжелый, но очень ценный опыт. Просто не дай другим сделать те же ошибки.
— Я… над этим подумаю. А сейчас я хочу, чтобы ты делал то, что считаешь нужным. Что бы ты ни делал, с моей стороны никогда не будет к тебе ревности, упрека или осуждения. Я всегда буду только на твоей стороне. Чего бы это ни стоило.
Она была так решительна, что кузнец невольно улыбнулся. Он, присел у колен Сольвейг и пристально взглянул в ее глаза. В них не мелькнуло и тени сомнения. Он бережно убрал рыжие локоны с ее лица и поцеловал в губы. Почему-то вспомнились мудрые слова Аделины:
— Не нужно давать такую суровую клятву. — и добавил — Просто верь в меня, когда никто другой уже не будет верить. И тогда у меня будут силы чтобы двигать горы.
— Отец сказал, что они у тебя и так есть — улыбнулась Сольвейг.
— Ему виднее — Улыбнулся Арон в ответ.
— Да, и не отказывай во внимании моим сестрам. Прошу тебя. Особенно Аделине. Я вижу, как она благоговеет к тебе. Как тянется.
— Обещаю, — улыбнулся Арон — тут уже без вариантов.
— В каком смысле?
— Она носит моего ребенка — напомнил он.
— Ну да… — Сольвейг слегка покраснела.
В дверь тихонько постучали.
— Кто там? — негромко спросила Сольвейг.
На пороге показалась взволнованная Аделина.
— Ну вот, я же говорила — усмехнулась Сольвейг.
— Прости сестренка, что так поздно. Тут Далия… в общем, на пару слов твоего мужа.
Сольвейг устало подмигнула Арону и качнула головой в сторону двери. Арон слегка сжал ее руку и встал.
— Иди уже, недостойный муж, потом расскажешь — поторопила Сольвейг настойчиво.
Арон повиновался.
По встревоженному лицу Аделины, можно было предположить, что стряслось нечто невообразимое. По обыкновению, своему она схватила его за руку и потащила вдоль галереи, сквозь округлый зал, по направлению к крытому саду. Туда, где только на днях восстановили стеклянный купол. Вдалеке у мраморной балюстрады нервно переминалась с ноги на ногу Далия. При появлении Арона волнение ее только усилилось. Она не могла спокойно стоять на месте, не знала куда деть руки, а кончики крыльев предательски подрагивали. Арон почувствовал себя виноватым.