Когда он вышел в очередной раз, она встала во весь свой рост, и встряхнула влажные крылья. Растопырив послушные перышки, она сладко потянулась и замерла… Легкий ветерок продувал ее словно насквозь, напомнив радость свободного полета. Она представила, что снова парит в небесах, влекомая восходящими потоками. Не выслеживая, врага, не пикируя с боевым кличем… а просто паря. Наслаждаясь полетом.
Открыв глаза, она вернулась на землю. Кузнец стоял, прислонившись к перилам, задумчиво разглядывая ее со стороны. В руках у него была все та же корзинка и закопченный котелок с чем-то вкусным. Сольвейг вдруг поняла, что давно уже хочет есть. Солнце то уже перевалило за полдень, а ее еще не кормили…
— Твои крылья уже не болят?
— Почти нет… но я еще не скоро встану на крыло…
— Чистой быть лучше, да?
— Да — шепнула она — А когда ты еще помоешь меня?
Он задумался на минуту…
— Когда от тебя снова начнет вонять.
— А если я замараюсь? — оживилась она.
— Я понял к чему ты клонишь… ладно, если ты хочешь, будешь мыться два раза в неделю, как я, а на ночь обтираться влажным полотенцем.
— Сегодня тоже полотенце будет? — уточнила она.
— Будет, будет… вздохнул он. — Ты есть собираешься?
Она энергично закивала головой.
— Ну тогда садись, у нас будет поздний завтрак…
Сегодня кузнец приготовил густую мясную похлебку. Она была очень горячей, но на вкус просто изумительной! Есть ее ложкой было так непривычно, но почему — то весело. Когда она наелась, осталось еще больше половины котелка. И она обязательно доест все потом. С кузнецом, конечно.
Чувствовать себя чистой и сытой было необычайно приятно. Она довольно раскинулась на софе, вдыхая запах белья и еще влажных волос. Но чего-то все же так не хватало…
Она поднялась на локте и отыскала взглядом кузнеца. Он сидел в своем кресле, сложив босые ноги на край стола и смотрел в окно.
— Как твоя рука, кузнец? — прошептала она.
Он повернул голову и одобрительно кивнул в ответ:
— Почти не болит… затянется к утру.
— Ты злишься на меня?
— Нет, не злюсь…
— Почему? Я поранила тебя.
— Это не первая рана в моей жизни и далеко не последняя. — Он усмехнулся, глядя на нее.
— Тогда побудь со мной — она подвинулась, уступая ему место на софе — ты теплый, и мягкий, это приятно.
— Что? — он покачал головой — На сегодня пока хватит ран. В другой раз, возможно.
— Тебе еще больно…
— Больно, — согласился он и снова взглянул на небо. — Мой отец всегда говорил, что боль — это часть жизни. Хочешь ты того или нет. Отвернись от нее, и она уйдет.
— Хаук тоже так говорил… пока я не подрезала ему крылья. Он меня никогда не простит…
— Да уж… Хаук! — вспомнил кузнец. — Он оставил тебе письмо. Но не думаю, что там много хорошего.
— Где оно? — подхватилась она.
— Внизу… Сейчас принесу…
Через минуту он вернулся с клочком ткани в руке, и протянул ей.
— Вот оно.
Схватив письмо, она бегло прочитала первую часть и глянула на кузнеца. Потом, уже более вдумчиво она прочитала написанное ниже. Выронив лоскут, она упала на спину и закрыла руками лицо. Она лежала так несколько минут, пока Арон, наконец, не спросил:
— Что там?
Она убрала руки от лица и медленно села.
— Они отказались от меня….
— Кто они?
— Мои родители… Нас осталось совсем мало, и отец хочет мира с людьми. Он запретил нападать на людей, но я ослушалась. Тогда он объявил, что убьет меня, если я ослушаюсь его еще раз. И я ослушалась…
— Что же было потом?
Она очень пристально посмотрела на него, думая стоит ли продолжать…
— Мы скрестили клинки. Я ранила его и готова была убить, но мать закрыла его собой… Я не смогла поднять на нее руки… и улетела.
— Даже так…
— Да.
— И, они искали тебя?
— Нет… Никто не отважился меня преследовать. Даже моя боевая подруга, с которой мы бок о бок рвали чужие глотки, отвернулась от меня. Все знали, чем это кончится. Они просто изгнали меня… заочно.
— И… как давно?
— Уже, наверное, третий год… я не помню. Сначала я упивалась свободой. Грабила караваны, разоряла села… Потом, когда стало нечего разорять, скиталась по свету, обретаясь там, где шла война. А когда она кончилась поняла, что осталась совсем одна…
— Хм… хорошего мало. Не удивительно, что я принял тебя за гарпию.