Так совершенно случайно я оказался в глупейшем положении. Это было очень трудное испытание для моего разума и логики, одно из самых трудных, с какими мне пришлось столкнуться на Западе. Я не смог бы повторить всего того, что говорил тогда, чувствуя на себе внимательный взгляд Богдана. Я долго описывал условия жизни в итальянских лагерях для беженцев, гораздо более тяжелые, чем в Цирндорфе. В Федеративной Республике не хватает рабочих рук и к беженцам относятся в конечном счете положительно — как к дешевой рабочей силе. Иначе обстоит дело в Италии, откуда ежегодно сотни тысяч людей отправляются в поисках заработка. Контрасты незаметны, когда на эту страну смотрят глазами туриста и видят потоки автомашин на дорогах и роскошные кварталы богачей. Солнце, голубое небо, яркая зелень, переполненные пляжи и беззаботные, на первый взгляд, люди: великолепные мужчины, редко когда трезвые настолько, чтобы могли безнаказанно дыхнуть в пробирку автоинспектора, кокетливые женщины и красивые дети — все это ведет к тому, что даже сицилийская нужда представляется почти карнавалом. Я говорил об этом и упомянул также об одном своем знакомом, хорошем механике, который нашел работу в автомобильной мастерской. Долго он там не выдержал. Помню, как он рассказывал мне: «Старик, если в Польше кто-нибудь наступал мне на мозоль, то я посылал его к чертям собачьим, невзирая на то, кем он был, потому что знал свои права. А здесь? Каждый хочет и может тебя одурачить».
Человек, который так говорил, отнюдь не был продуктом моего воображения, интенсивно работавшего в поисках соответствующих аргументов, чтобы удержать этого техника-строителя от самого ошибочного шага в его жизни. Я имел в виду Анджея Заморского, с которым Януш Корызма познакомился как-то в Париже и который останавливался у него на квартире во время своего пребывания в Мюнхене. Заморский (он не имел никакого отношения к Казимежу Заморскому, шефу Polish Research and Analysis Unit на станции) в Мюнхен приехал автостопом. Водитель спортивной машины заинтересовался молодым человеком и предложил ему работу и даже квартиру. Вскоре оказалось, однако, что за этой заботой кроются особые мотивы. Изнурительная работа в авторемонтной мастерской (именно там пытались его одурачить) плюс удивительный любовный треугольник — все это несколько превышало возможности Анджея Заморского. В конце концов он сбежал к Корызме. Эта история, раз уж я вспомнил о ней, имела забавное продолжение.
Мы рассказали ее как-то — просто так, от нечего делать, — в буфете за кофе молодому Тышкевичу и Яну Гевелю, который в польской секции занимался легкой музыкой. Это он является автором передач «Свидание в десять минут седьмого». Гевель, работая вместе с Тышкевичем, может быть под его влиянием, а может быть по какой-то другой причине, помешался на аристократизме. Он начал рассказывать, что происходит из древнего рода, основателем которого был Ежи Гевель, богатый гданьский купец, помогавший королю Владиславу IV в строительстве флота, за что получил дворянство, а позже и графский герб. Наивный Янек Гевель, охваченный манией величия, начал писать перед своей фамилией «фон» и подписываться в зависимости от прихоти своей фантазии Haevell, Hevell или Hawell. Он заказал себе перстень с гербом и, идя по стопам Тышкевича, который был родом из настоящих аристократов, старался завязывать знакомства с различными князьями, баронами, графами и другими «фон унд цу», которых было полным-полно в Мюнхене. Время от времени он забавлял нас, рассказывая, у кого был на приеме, кто пригласил его на уикэнд, с кем он играл в теннис… Эти рассказы изобиловали громкими фамилиями, титулами, гербами и названиями имений. Однажды он так увлекся, что приключения Анджея Заморского стал излагать как свои собственные. Загородная вилла превратилась в громадный средневековый замок, имеющий, однако, все современные удобства. В истории были сохранены ревность хозяина дома, который ночью пытался взломать двери в комнате гостя, и осторожные шаги его супруги, которая в замочную скважину шептала, что разъяренный муж выпил полбутылки коньяку и спит как убитый, а следовательно, подвернулся удобный случай… Гевель комически воспроизводил любовные клятвы страдающей от скуки графини и весь ход волнующих событий в гербовой комнате. Мы смеялись до упаду над этими приключениями и над самим Гевелем, который забыл, что именно от нас он услыхал эту историю.