Выбрать главу

При задержании сопротивления не оказал. Ст. лейтенант М. Борисов. 24/V.80 г.».

«А звонкое, разноголосое лето, как говорится, на носу. Студент, он знает, куда направить свои стопы: в ССО! А куда деваться «бывшим», то бишь, как их… аспирантам? Чтобы разгадать их летний маневр, мы встретились, в частности, с завкафедрой истории философии профессором Н. Ф. Сбруевым.

— Будут особенно «нажимать» в летние месяцы, — сказал Н. Ф. Сбруев, — Нина Рогова, Сергей Хмелецкий и Алексей Тарлыков. У всех работы на подходе… Особенно хороши дела у Алексея. Думаю, что к осени ему будет что представить на ученый совет.

Ну, что же, пожелаем будущим ученым удач и успехов. А сами… немножко отдохнем, ведь впереди — новый, еще более сложный учебный год…»

(Из корреспонденции «Заботы третьего семестра», опубликованной в многотиражной газете «За науку» Проворовского университета.)

«…26.V.80 г. в 12 ч. 15 мин. в районе ж. д. моста был замечен и спасен неизвестный, назвавшийся Ивановым Алексеем Ивановичем, жителем г. Проворовска. Пострадавший Иванов А. И., по его словам, упал с прогулочной лодки (№ 073-А пункта проката ЦПКиО имени Гагарина) и стал тонуть под воздействием внезапных судорог. Пострадавшему оказана первая помощь.

Т. Григорянц».

«Настоящая справка выдана в том, что гр. Тарлыков И. П., 1909 г. р., действительно скончался 23.V.1980 г. Справка выдана для получения свидетельства о смерти гр. Тарлыкова И. П. 25. V.80 г.

Врач К. Гориостова».

II

…Один сумасшедший, считавший себя святым духом, был исцелен тем, что другой сумасшедший сказал ему: «Как же это ты можешь быть святым духом? Ведь это я святой дух».

Георг Вильгельм Фридрих Гегель, XIX век

Машину я отпустил задолго до села: был чудный сентябрьский вечер, было безветренно. Но облака плыли. В сущности, все понятно: там, в высоте, идет своя жизнь, и дует свой ветер, но меня всегда такие вот несовпадения почему-то настораживают и заставляют задумываться…

Так, в раздумье, миновал я Чертунью, удачно пробалансировав по единственному бревну, оставшемуся от старого моста. В воздухе было еще светло, но близ кустарника и гигантских деревьев, опоясавших тарлыковское жилище, скапливались уже густые тени.

В обеих половинах никого не было. В передней горела настольная лампа, освещая на грубом столе разбросанные размашисто исписанные листы. Я заглянул на всякий случай.

«…Нельзя доверяться незнакомому растению, равно как и уклончивому человеку. Но яд яду рознь: организм не срабатывает, если в него введена большая доза ложной информации. Потому что организм просто не чувствует ее. Пожалуй, ложь посильнее мышьяка: мышьяк чужероден плоти, он будет сразу же отторгнут. В противном случае живое гибнет, унося с собою яд — и прекращается тем самым его дальнейшее действие… Вранье, выходит, страшнее? Вранье, оно как раковая опухоль, составлено из клеток-подобий, оно само может жить и развиваться. Оно может, наверное, пережить и заменить собой человека. Вот в чем ужас… Прохожев (мой знакомый) считает: жизнь, какой бы она ни была, так продуманно устроена, что ни один здравомыслящий не возьмется что-либо в ней менять. На это способен лишь крайне легкомысленный либо безумный человек. Ведь едва тронешь старую кладку, поучает Прохожев, и на тебя самого обрушится стена. А заново перестроить жизни человека не хватит. Так что вывод: пусть как было, так и будет…

Но черт подери! Я лично не могу так!

Здесь, в Яшкине, я уже неделю. Первые дни бродил по селу, знакомился с людьми. Люди все хорошие, с чистыми открытыми лицами, умелыми работящими руками. Но эти лица отвернулись от села. А руки, похоже, повисли как плети. Яшкино заросло репейником (здесь говорят — татаркой) до такой степени, что и крыш не видно. Взяться бы, покрутить сообща бурьян, прочистить наконец улицы — нет, каждый прорубает (или телом пробивает) отдельную тропинку. В чащах прячутся одичавшие собаки, бездомные кошки и прочая нечисть. Местный житель Витя Дариков (всегда вполпьяна, в треухе и резиновых сапогах на босу ногу и зимой и летом) у магазина похваляется, что без топора и на двор не ходит. Я так и вижу его горделиво восседающим на огороде с занесенным над головою топором. Шасть к нему какая-нибудь неопознанная косматая тварь, решившая, будто Витя потерял бдительность, а он, оказывается, ничего не терял и у него есть, есть чем от нее хоть не оборониться, так отмахнуться…