Подойдя к щели из которой исходил лучик света, Джим прислонился лицом к маленькому проёму и увидел там длинный коридор. Внутри мальчика все сжалось от ужаса прежде всего из-за того, что из-за увиденного ему грозит наказание от Старшего. Сама мысль о последствиях, почти заставила мальчика отступиться. Конец внутренним терзаниям поставил голос матери, донёсшийся из глубины того самого коридора:
- Скорей… прошу… вспомни…
Шкаф хоть и туго, однако подался мальчику. На хорошо смазанных железных направляющих он отъехал в сторону на достаточное расстояние, чтобы Джиму удалось пролезть и пойти дальше.
Коридор шёл под наклоном вниз и чем больше он уходил вглубь, тем меньше в нём было источников света. Когда мальчику пришлось пробираться уже на ощупь, он наткнулся на дверь. Не имея возможности увидеть, однако ощущая её ладонями и кончиками пальцев, ему удалось найти ручку. Прибитые друг к другу старые, едва ли не разваливающиеся, загнившие доски, двинулись на петлях. Под давлением плеча Джима, дверь открылась.
Несмотря на то, что раньше мальчик никогда не видел и даже не слышал об этой комнате, он понял, что в этом месте находилось сердце дома. Свет. Он шёл из ниоткуда и разливался по пространству образуя круг, в котором схватив себя за колени сидел Джереми. В своей неподвижности, он напоминал статую. Возле контуров круга, не заступая за него, стоял Старший вместе с дядей Биллом. Рядом у их ног лежал, почти растворившийся во тьме, Майкл. Его мёртвые, пустые глаза запечатлели в себе ужас последних секунд его жизни.
Вглядываясь в лицо мертвеца, Джим только сейчас начал осознавать весь созданный Старшим кошмар, ловко замаскированный кукловодом под благородную заботу о доме и благополучии его жильцов. Пребывая в состоянии шока, мальчик продолжил тонуть в своих мыслях, приближаясь к последней грани. И когда он достиг самого дна безысходности, она сковала его тело и душу, оставляя возможным только истошно кричать. Голос пронёсся эхом по бесконечному пространству, объявляя каждому услышавшему: одна из тайн дома наконец раскрыта.
Все из присутствующих кроме Джереми посмотрели на мальчика. Замерев, никто не знал, что следует предпринять. Первым, кто пришел в себя был Старший. Он бросился к Джиму с невероятной скоростью. В то же мгновение пространство взорвал крик дяди Билла:
- Джимми, беги-и-и!!!
Голос одного из дорогих ему людей вывел Джима из оцепенения. Хоть и с опозданием, ему удалось сделать несколько шагов назад. Однако, в это же мгновение холодная, вечно одетая в перчатку рука Старшего, схватит его за плечо, впившись своими костлявыми пальцами в мальчика. Подтянув Джима к себе с помощью одного резкого движения, Старший прижал его к своему идеально чистому костюму. Сердце мальчика бешено колотилось, в то время, как в груди главы дома была одна лишь тишина. Не отпуская мальчика, Старший заговорил:
- Я разочарован в принятом тобою решении. Мне очень жаль…
Манера, в которой прозвучали эти слова, напугала Джима ещё сильнее. Она не напоминала человеческую. В ней не было никаких эмоций: ни гнева, ни разочарования, ни грусти, ни скорби. От самого начала и до самого конца всё сказанное казалось каким-то безжизненным и пустым. Словно заведённая механическая кукла.
Старший прижимал Джима к себе всё сильнее. Мальчика трясло. Не понимая, чего ему следует бояться, он тем не менее осознавал правильность собственного страха.
- Джереми, убей Билла – лишённым эмоций голосом, сказал Старший.
Тело Джереми, которое ранее было не живее камня, пробудилось. Подросток быстрыми и уверенными движениями достал пару спрятанных ножей и ловко сократил дистанцию между собой и жертвой. Приблизившись на достаточное расстояние для удара, Джереми атаковал ударом клинка в почку. Сталь блеснула по траектории полумесяца, однако, лезвие лишь слегка прокололо плоть. Впрочем, неудача не смутила охотника. Словно исполняя некий танец, Джереми ловко передвигался вокруг Билла. От ножей оставались лишь силуэты с идущими от них к телу мужчины кровавыми линиями. Здоровяк отчаянно сопротивлялся нападкам психа, но преобладая в силе, дядя проигрывал с колоссальным отрывом в скорости. Лицо, скривлённое в ярости, отчаянии и боли теперь уже полностью стало похоже на медвежью морду, а размашистые и неуклюжие движения несчастного, напоминали конвульсии умирающего зверя.