- Встреча с родителями? серьезно. Желаю вам удачи. Кажется, вы действительно ее любите.
Кирилл задумчиво выгребал мороженое со стенок ведерка, и не посчитал нужным отвечать.
Ксюша, потерявшая последнюю надежду, улыбнулась, и потянулась за мороженным.
- А у тебя кто ни будь есть? – вдруг спросил он.
Девушка взглянула в его глаза, и качнула головой.
- Нет, сейчас нет.
- Почему?
- Отношения изматывают меня. Это мешает полностью отдаться творчеству.
- Никогда не замечал.
- Ведь вы уже профессионал.
- Вряд ли только из-за этого, - он вскинул глаза, задумываясь на мгновение, - Нет, ты все-таки права. Был у меня один случай. Я тогда так влюбился, что ни есть, ни спать не мог. И уж тем более рисовать. Жуткая депрессия. Ужасное состояние. Странно, но с Наташей все не так... ой, машина!
И прежде чем Ксения осознала что-то, Наумов выскакивает из салона, наперерез одинокому автомобилю.
Машина притормозила около голосующего Кирилла. Ксения тоже вышла из его авто, и подошла к попутке.
- Вы довезете ее до института? – хмуро спросил Наумов у круглолицей водительницы.
Та, очаровательно улыбнувшись, кивнула.
- Конечно, можете не беспокоиться.
Кирилл повернулся к Ксюше.
- Тебе пора.
Та едва заметно кивнула, и села в машину. Он остался стоять на дороге. Ксюша обернулась.
Он смотрел ей в след.
11.
Ксюша поднялась рано. Требование художника, чтобы картина рисовалась, когда солнце будет только просыпаться.
Девушка тяжело добрела по холодному полу в ванную комнату, и умылась прохладной водой. Та немного освежила не выспавшуюся студентку, и она, проявив не дюжую силу воли, продолжала собираться. Джинсы, футболка, коса, почистить зубы.
Небо было совсем светлым, когда Ксюша пришла к уговоренному месту.
Кирилл сидел на лавочке, вокруг него лежал разные приспособления, чемоданчик с кистями и красками, мольберт, за спиной рюкзак. Он выглядел не менее мятым, чем сама Ксюша.
- Доброе утро, - улыбнулась Семенова, приближаясь.
- Доброе, - отозвался он, поднимаясь и подбирая свои инструменты, - кажется с рассветом я погорячился.
Девушка тихо посмеялась.
- Идем?
- Давайте я помогу вам, - девушка взяла его краски, и пара двинулась в глубь лечебного парка, раскинувшегося вокруг университета.
Когда они остановились, Ксюша поняла, что место действительно чудесное. Березовая роща, полянка свежих фиалок, лавочка, вырезанная из ствола, птицы поют.
- Когда встанет солнце, здесь будет еще красивее, - сказал он, и скинул с плеча рюкзак.
- Могу себе представить. Место действительно изумительное.
Кирилл, отложив в сторону мольберт, изъял из рюкзака венок из цветов, и какую-то белую рубаху.
- Надеюсь, ты не красилась?
- Нет, пока.
- Вот и не надо. Я тут взял у студенческого театра тунику. Надень ее, и венок. Цветы искусственные, но я сделаю их живыми.
Ксения ответила на улыбку Кирилла, и послушно кивнула.
- Наверное, вы волшебник.
- Мне иногда тоже так кажется, - сказал он, и посмотрел на неё таким теплым взглядом, от которого студентке просто стало жарко.
Ксюша развернула тунику, Кирилл принялся устанавливать мольберт.
- Волосы желательно распустить, - добавил он, разбавляя краски.
- Ничего, если я останусь в джинсах? А то как-то прохладно.
- Конечно, садись на лавку вполоборота.
Когда девушка уселась, Кирилл еще долго не мог забыть брошенную на траву, майку. Казалось, более небрежной женщины нет на свете.
- Кирилл Семенович? Я готова.
Наумов перевел взгляд на натурщицу, и кивнул.
- Ксюшенька, а теперь оголи одно плечико, да-да, вот так. Голову слегка склони, нет, не поворачивай, а наклони. Да, и смотри на меня. Руки… обними ими себя, да, и волосы убери с оголенного плеча на спину…, пусть они касаются твоих рук. Да-да, вот, замри! То, что надо! Смотри на меня. Итак, я приступаю.
Ксения затаила дыхание, а художник принялся делать первые наброски.
Робкие лучи солнца, тонкими струйками пробрались сквозь молодые листики деревьев, и отогрели кожу девушки.
Именно поэтому Кирилл и выбрал это место. Солнце изменило все. Из чудесной, поляна превратилась в волшебную. Фиалки заиграли ярким фиолетовым, листва – горела зеленым огнем, белая туника ослепляла, черные волосы служили контрастом.
Больше не было неряшливой студентки. Перед Кириллом сидела самая настоящая, лесная фея. Светящаяся на солнце, персиковая кожа, темный, немного диковатый взгляд, смятые волосы и эта родинка на шее… она не давала Кириллу покоя. Она отвлекала его от холста, не давала отобразить композицию. Он хотел только одного. Коснуться этого шелковистого плеча и поцеловать черную точку прямо на пульсирующей жилке ее шеи. Наумову показалось, что что-то отдельное от него думает и творит сейчас. Его истинное «я» скрылось за решительным художником и мужчиной, сломленным вожделением.