— Очень не всё равно! — воскликнула Аня. — Если я буду на её месте, то она окажется на моём! И мы будем дружить! Обязательно дружить!
— Исполняется, — ответила Лаура и шагнула сквозь стену.
Она была где-то в комнате, невидимая, неосязаемая. Аня вспомнила, что они с Варей хотели съесть что-нибудь вредное, и это было бы кстати. Но сначала — прилечь и всё обдумать.
Хочу оказаться на месте Полины
Незнакомая мелодия будильника прогнала сон. Ещё один минус жизни практически бок о бок с сестрой: обе просыпаются рано, если рано надо встать хотя бы одной из них.
Аня закрыла голову руками. Будильник не умолкал. Видимо, Варя проснулась ещё раньше и ушла умываться, а о будильнике забыла. Такое с ней случается.
Мелодия становилась всё громче. Аня резко села на кровати. Это не её комната. Вернее, её, полностью её.
Быстро восстановилась в памяти вся картина: теперь Аня — это Полина.
Она направилась к зеркалу: интересно, какая у Полины бывает причёска, когда она только-только проснулась? Варианта было два: волосок к волоску, как обычно, или нечёсаная копна, как у всех нормальных людей (и даже у Вари!).
У Полины в комнате был свой туалетный столик с зеркалом, утыканным по краям лампочками. Зеркало её мама вначале заказала для себя, но оно показалось ей слишком грубым и было сослано в комнату дочери.
Заглядывать в зеркало было боязно и немного неловко: как будто подглядываешь за другим человеком. Но Аня успокоила себя: теперь этот человек — она сама.
Утренняя причёска Полины напоминала причёски нормальных людей. И сама Полина была очень похожа на Аню. Одно лицо.
Только пижама не заношенная, а новенькая, купленная недавно специально для неё. Пижама с единорогом. Ой, надо же, Полину ещё интересуют такие глупости? А по её словам можно подумать, что её пижаму должны украшать портреты певцов и певиц с красивыми голосами и незапоминающимися именами.
Аня оглядела свою собственную комнату, крутанулась на пятке. Присела на подоконник. Повисла на шведской стенке. Повалялась на гостевом диване.
Будильник, который она забыла выключить, зашёлся в трели снова. Аня подбежала к своему широкому письменному столу, взяла в руки свой смартфон, выключила будильник. Заглянула в чехол от телефона в надежде снова найти там банковскую карту. Но не было даже денег: только ученический проездной.
Уже не хотелось спать. Аня открывала дверцы шкафа, трогала вещи, гладила стены. Комната была такой же, как всегда. Полный порядок. В Анином доме идеальная чистота царит только на Вариной половине, остальным простым смертным перед приходом гостей приходится спешно прибираться, одной рукой раскладывая вещи по местам, другой — протирая пыль. Интересно, у Полины во всей квартире такая чистота?
Аня открыла свою и только свою дверь, вышла в коридор, закрыла. Широко, просторно. Гладкие стены, гладкая плитка на полу, встроенные в потолок лампочки освещают всё ровным светом. Чисто, тепло, сухо, как всегда. Как в гостинице.
Она поспешила на кухню. Мама и папа Полины (отныне — её личные, персональные родители, которых не надо ни с кем делить), причёсанные, умытые и одетые не по-домашнему, сидели за столом, попивая кофе и глядя каждый в свой телефон. Конечно, у них ведь нет бабушки, которая за едой запрещает доставать телефоны!
Кухня выглядела так, будто в доме Полины всегда готовы к приходу гостей. А может, их сегодня ждут?
— Доброе утро! — сказала Аня.
— Угу, — кивнул папа. Мама сделала рукой неопределённый жест в сторону плиты.
Но завтрака на плите не было. Папа, аккуратно обогнув притормозившую посреди кухни дочь, подлил себе ещё кофе, достал из холодильника сыр, из хлебницы — хлеб, сделал бутерброд, плюхнулся за стол. Тенькнула микроволновка. Мама отложила телефон, достала миску с кашей, поставила перед собой.
Аня встревожилась: должно быть, вчера она (тогда ещё Полина) сделала что-то очень плохое, раз родители решили её не замечать. Вроде в некоторых семьях практикуют такое наказание.
— Извините меня, пожалуйста, — со всем возможным смирением сказала она и шаркнула ножкой.
Родители посмотрели на неё. В первый раз за утро.
— Возьми градусник, — сказал папа. — Горло болит? Насморк есть?
— Если выше тридцати семи и пяти, позовём Марину, пусть посидит с тобой, пока не придёт доктор, — добавила мама.
— У меня ничего не болит, — растерянно ответила Аня.