— Прошу принять указания управляющего трестом к исполнению, — заключаю я планерку. — По местам. Я буду на шахте до обеда.
Остаемся с Батыевым с глазу на глаз. Говорить нам неохота. Батыев бесится из-за истории с Чистяковым. А я Батыева просто не люблю и без нужды не хочу с ним разговаривать.
— Я на шахту, — поясняю я.
Это, в сущности, вопрос: а ты куда, Батыев?
— Займусь с Нориным, — говорит он. — Проверю, как у него с картированием.
Испытываю некоторое облегчение: не хотелось, чтобы он увязался за мной.
Ивашнев. Семьдесят девятый элемент
Остался позади поселок, иду по мягкой дороге, сбоку торчат скелетики травы — будто большие иголки, натыканные в одеяло верблюжьей шерсти, пыльное и выгоревшее. Струится раскаленный воздух и хочется пить.
Я один, и вокруг — пустыня, она кажется необжитой и дикой, хотя верстах в двух или трех — я знаю — шахты, буровые, геологические канавы, люди, механизмы — словом, жизнь.
Всем памятны чеховские слова: «Леса учат человека понимать прекрасное».
Должно быть, горы учат понимать величественное.
А пустыня? Здесь, вероятно, познается тяжесть и томительная сладость одиночества.
Словно нет ничего на Земле — городов, дорог, женщин, забот и страстей. Ты одинок, спокоен, свободен от мелочного.
Здесь, в пустыне, ты мал и заброшен. Странно. Подобное ощущение должно бы возникать в горах. Но там этого нет. Видимо, потому, что возникает своего рода внутреннее противодействие: рядом с огромным ты не хочешь ощущать себя слабым и маленьким.
Пустыня плоска, равнодушна, беззвучна и однообразна. В ней ты — заброшен и мал.
Теряю меру времени, расстояния: чудится, будто иду неисчислимые километры и бесконечные часы.
Слышу сзади гудок и радуюсь.
Машина тормозит. Пыль висит за нею, как шлейф — пышный и плотный.
Открывается дверца. Но сверху говорят:
— Лучше сюда. Не так пыльно.
В кузове — один человек. Трясет, разговаривать трудно. И ветер отдувает слова.
Выскакиваем на взгорок. Вот оно, месторождение. Та же пустыня — и все иное. Очеловеченное, что ли? Обжитое, если можно так выразиться в данном случае.
— Дальше не поедем, — говорит мне спутник. Выпрыгивает — с борта прямо вниз, не становясь на колесо. Последовать его примеру не могу, спускаюсь менее стремительно.
— Вы, должно быть, журналист Ивашнев, — говорит попутчик. Я киваю. Мне знакома подобного рода осведомленность: в местах, где посторонние появляются редко, они тотчас делаются предметом всеобщего внимания.
А попутчика моего зовут Артем Всеволодович Залужный. Старший геолог литологической партии. Он, между прочим, готов показать месторождение...
Наверное, рад возможности поговорить с новым человеком. И немного хвастает своими познаниями. Говорит обстоятельно и подробно, почти не приходится задавать вопросы. Объясняет как экскурсовод — заученно, слегка монотонно, точно и деловито.
Итак, растолковывает он, открыто месторождение полезных ископаемых. Иногда — предсказано учеными.
В район сперва являются топографы. Снимают карту мелкого масштаба: стотысячную, в лучшем случае — пятидесятитысячную.
Затем начинаются поисковые работы: геологи производят металлометрическую съемку, то есть берут пробы из почвы, иногда проходят геологические канавы. В итоге получается схематическая геологическая карта опоискованной площади. Обычно в масштабе одна десятитысячная.
Третий этап — он сейчас идет здесь — геологическая съемка и разведка. Тут задачи уже практического порядка: оконтурить месторождение, подсчитать запасы, выявить перспективы развития промысла, составить кондиционный геологический план крупного масштаба...
Перепрыгиваем канавы — одну, другую, третью. Канавы похожи на траншеи. Только глубже. И без фасов — изгибов. Они длинны и мертвы.
— Это магистрали, — поясняет Залужный. — Иначе называются — разрезны́е. Порода здесь поганая, лопатой не возьмешь. Сперва орудуют взрывники. Хотите посмотрим? Вон там копошатся.
Сворачиваем. У канавы трое покуривают. Здороваемся. Залужный продолжает лекторским голосом:
— Здесь идет отпалка. Не говорят — «взрывают». Говорят — «па́лят канаву». Сначала бу́рят шпуры́, перфораторами. Или делают бу́рки вручную, ломиком, вот как здесь. Видите? Это обязанность сумконоса. Потом в бу́рки закладывают ВВ. Ну, хлопцы, вы скоро? Вот товарищу посмотреть надо...
— Пошли, — говорит взрывник. Прыгает в канаву, присоединяет запальный шнур. — Пошли, пошли! — кричит нам. Уходим скорым шагом. Взрывник догоняет нас.
Ложимся на песок. Взрыв громыхает, как железный лист. И еще где-то в стороне погромыхивают такие же листы. Идет отпалка...