Романцов опять встал.
Он больше не улыбался. Он был торжествен и официален.
— Вопросы будут, товарищи? — спросил он. — Нет вопросов. Тогда приступаем к обсуждению. Есть желающие высказаться?
Он произнес последнюю фразу так, что было понятно: Романцов не рассчитывает на обсуждение. Чего там, проголосуем — и вся недолга. Вечером собрание. И там проголосуем тоже:
Сейчас поднимется Забаров. Вот, уже собирается... Забаров сейчас возьмет слово.
— Дай мне, — говорю я Романцову.
Он буднично кивает и спохватывается: нарушена торжественность момента. Романцов перестраивается и говорит:
— Слово имеет начальник экспедиции, член партийного бюро товарищ Перелыгин.
Он представляет меня так, будто мы на митинге, а не на заседании бюро, где все должно быть деловито и кратко, без лишней мишуры, без ритуалов.
Молчу — одно мгновение. Романцов пользуется им.
— Кстати, — говорит он. — Мы тут посоветовалисв кое с кем предварительно. Случай с Локтионовым — неприятный, конечно, факт. Но было бы неправильно перечеркивать им всю работу коллектива и лично товарища Перелыгина. Это я к сведению. Итак, прошу, Дмитрий Ильич.
— Полагаю, — говорю я, — что нам самим вообще нескромно выступать инициаторами присуждения премии.
— Ну, это брось, товарищ Перелыгин, — говорит Романцов успокоительно. — Лишняя скромность тоже ни к чему. И кроме того, с руководством треста вопрос нами согласован.
Он смотрит на Батыева, и тот чуть заметно кивает.
— Прошу по существу, — говорит Романцов.
— Хорошо, — отвечаю я и смотрю на Забарова. Он отводит глаза. Ему неловко за меня. Стыдно.
— Я не понимаю, — говорю я, — какое отношение к открытию месторождения имеет товарищ Батыев? С равным основанием тогда можно представить на премию начальника республиканского главка. Министра геологии СССР. Они тоже руководители.
Романцов уже не торжествен. И не улыбается. Он сейчас прервет меня — здесь не планерка, заседание партийного бюро, здесь ведет заседание Романцов, и он может меня прервать. И он скажет: «А какое отношение имеешь ты? Тоже ведь не ползал по степи. Конкретными изыскательскими работами не занимался. Однако насчет себя не протестуешь...»
— То же самое должен сказать относительно другой кандидатуры, — говорю я. — Относительно кандидатуры Перелыгина. Предлагаю обе фамилии вычеркнуть из списка, если уж мы решаем ходатайствовать.
Я говорю так, и мне делается легко. Снова чувствую себя уверенным и отнюдь не жалким, каким чувствовал минуту назад, когда я колебался и заискивающе — да, конечно, заискивающе — посматривал на Забарова.
Сажусь. Опять наступает молчание.
— Что касается себя, то здесь Перелыгин, по-моему, перемудрил, — говорит Забаров. — Работа велась, насколько мне известно, под его непосредственным руководством и, что в данном случае особенно важно, при личном его участии. Насчет товарища Батыева — правильно, поддерживаю мнение Перелыгина.
Батыев молчит. Смотрит куда-то в сторону. Молодец, ничего не скажешь. Впрочем, а что ему остается — кричать, настаивать, пробивать свою кандидатуру? Любой, кроме последнего болвана, молчал бы на его месте.
— Кто еще просит слова? — спрашивает Романцов. Обращается он фактически к Норину, и все видят это.
Никогда еще, кажется, Норин таким не был — он бледный, прямо чуть не белый. И пальцы барабанят, барабанят по столу — неслышно и быстро. Норин вскакивает, Романцов кивает ему: сиди, мол. Однако Норин говорит стоя:
— Вношу предложение — список утвердить полностью.
— Рекомендовать партийному собранию, — поправляет Романцов. — Мы не решаем. Только рекомендуем.
— Предлагаю рекомендовать партийному собранию список в полном составе, — послушно повторяет Норин и не садится.
— Еще что-то хотите сказать? — осведомляется Романцов.
— Да, — говорит Норин. — Нет, — поправляется он тотчас. — У меня все.
И садится, выбивая пальцами неслышную дробь.
— Итак, — подытоживает Романцов, — поступило три предложения. Первое: вынести на обсуждение партийного собрания представленный список, согласованный с руководством треста. Второе: исключить из списка две кандидатуры — товарищей Перелыгина и Батыева. Третье: исключить одну кандидатуру — товарища Батыева. Других предложений нет? Ставлю на голосование. Кто за то, чтобы рекомендовать партийному собранию список в полном варианте, прошу поднять руки. Голосуют только члены партийного бюро, — напоминает Романцов. Это пояснение относится к Батыеву. Секретарь бюро строго придерживается процедурных норм.
— Извините, — говорит Батыев. — Я отлучусь на минутку. Не возражаете?