Семечко
Семечко
Семечко крутило, подбрасывало порывами ветра, пока не швырнуло его на истощенную землю. Ящерка, пробегая мимо, деловито ткнулась мордочкой в невесть откуда взявшийся предмет, безразлично махнула хвостом и быстрой тенью мелькнула в нарождающейся заре.
Как-то раз, караван Али-бея, известного во всей Малой Азии торговца шелками и пряностями, заплутал, попав посреди пути в пустыне Гоби в песчаную бурю. Погибли многочисленные слуги, разбежались вьючные верблюды, пропал товар, погребенный под толщей раскаленного песка. Лишь Али-бей и несколько караванщиков чудом спаслись, найдя укрытие среди тюков с красным и черным перцем, корицей, карри, имбирем и прочими драгоценными специями. Но радость спасения быстро сменилась отчаянием, как только счастливчики поняли, что самым чудесным и душистым перцем не утолить жажды, а из бесценных шелков не скроить ковер-самолет. Пряча обгоревшие тела под шерстяными одеждами, которые, казалось, были утыканы изнутри крошечными ятаганами, посекундно впивающимися в кожу, в отчаянии выжившие продолжили путь туда, куда вела их воля к жизни, с дюны на дюну, с бархана на бархан, то ползком, то на четвереньках, то скатываясь с почти отвесных склонов.
Наконец, на раскаленные, бескрайние пески спустилась долгожданная прохлада. Изможденные путники улеглись спина к спине возле одного из источенных ветром и временем камней, разбросанных на некотором расстоянии друг от друга останков некогда могучей гряды, а ныне напоминающих последние торчащие во рту беззубого старца кривые клыки. Ибо всем известно коварство пустыни, днем она насылает нестерпимый зной, а ночью изводит смертельным холодом.
Странные сновидения дурманили сознание Али-бей в ту ночь. Вот он маленький в окружении старших сестер, они давятся от смеха, потому что Айше, самая озорная из них, нарядила братца в девичий наряд, ох, и досталось бы им, коли бы это увидел отец, почтенный седовласый Анвар-бей, надолго бы запомнили. Вот, он с отцом. Сидит на спине спокойного коренастого гнедого. Сердце готово вырваться из груди от радости и гордости. Отец с одобрением смотрит на то, как сын в первый в жизни раз управляется с некогда резвым и выносливым боевым товарищем. А вот праздничный день. Айше, как и предполагали близкие, первую сосватал состоятельный и почти совсем еще не старый купец, и теперь она жила своим домом, весьма удачно совмещая обязанности любящей супруги и властной, но справедливой домоправительницы. Родители же и другие сестры уехали до конца недели в столицу на рынок продать товар и купить так необходимые миндальное масло, сурьму и прочие хитрые ингредиенты восточной красоты. Известно, что каждой девице необходимы 5-6 видов сурьмы с разными составами для разных случаев: один - для дневной подкраски глаз и бровей, другой – для особо праздничного и яркого образа, а также для лечебного эффекта ночью, снятия усталости и многого другого. Повзрослевший Али оставлен на хозяйство. Времена неспокойные, того и гляди воришки-оборванцы с рынка навестят, как в том году, соседа, почтенного и досточтимого Мансур-ага, сами, правда, об этом сильно пожалели, но все же, мужчина в доме должен быть всегда, даже, если он очень юн и не успел еще обзавестись пышными, свисающими наподобие кисточек усами. (Завистливый взгляд в сторону владений Мансур-ага). Али идет к арыку, уютно разместившемуся в укромном уголке внутреннего дворика, дабы освежиться знойным вечером и застает там смешливую и миловидную служанку Гюленай, по мимолетным улыбкам и как-бы невзначай брошенным взглядам которой, Али давно догадался, что с неких пор стал предметом девичьих грез. Как-то само собой руки тянутся охватить крепкий стан прелестницы, полные губы плывут навстречу друг другу словно в небе облака, вот-вот случится то, о чем боялся и мечтать. Но, вдруг налетает порыв ветра, черноокая девица неловко отталкивает воздыхателя, тот спотыкается и с пронзительным криком летит прямо в темную глубину. В колодце темно хоть глаз выколи, невыносимо холодно и почему-то совсем сухо. Гюленай, Гюленааай! - зовет Али, в ответ только эхо. – Да все же в отъезде, а эта дура, верно, испугалась и сбежала. Помощи ждать не от кого. Ноет ушибленное плечо, но кости, хвала Аллаху, похоже, целы. «Однако же, не думал я, что арык такой глубокий, но как успел он пересохнуть?». Отвесные стены покрыты слизью, уцепиться не за что. Сорвавшись пару раз и убедившись в тщетности усилий, Али сложил дрожащие руки на груди и принялся ждать неминуемой смерти от жажды или холода…
Проснулся он, стуча зубами, от того, что тоненький луч света щекотал самый кончик его носа. Неужто, Гюленай догадалась сообщить родным о беде, и кто-то высоко наверху зажег фонарь и пытается высмотреть на дне несчастного? Приоткрыв глаза, и перевернувшись на живот, рукой нащупал чье-то тело. Неужели, она? Но, нет. То погонщик верблюдов Мустафа. Живехонек, сын Иблиса, судя по хриплым, лающим раскатам. Потерев лоб, стряхнув песок с лица и приоткрыв опухшие глаза, Али понимает, что пригрезившаяся ему лампа есть ни что иное как первые лучи восходящего солнца. Но не от этого зрелища екнуло и остановилось, а потом вновь, но уже бешено забилось сердце. Прямо за каменным зубцом, в каком-то десятке зир от места ночлега, приютился небольшой, но весьма живописный оазис с кристально чистым водоемом, в безмятежную гладь которого смотрелось утреннее небо. Другой наградой за вчерашнее упорство обещала стать огромная раскидистая пальма, в роскошную гриву которой как драгоценные украшения в прическу красавицы были вплетены тяжелые грозди спелых плодов. Тень дерева покрывала не менее половины оазиса и обещала усталым странникам долгожданный отдых в прохладе и неге, а главное, давала надежду на спасение. Оставалось только разведать путь какого-либо каравана, коих в это время в обоих направлениях проходило предостаточно.