Новый взрыв мычания и блеяния послышался из кустов, где они скрылись, однако все эти звуки были заглушены зычным собачьим лаем, вслед за которым на поляну выскочила целая свора охотничьих собак. Все – разношерстные и разномастные, большие и маленькие, все в намордниках и остро пахнущие псиной. Одна из них, маленькая и толстая, похожая на помесь сосиски с клубком шерсти, ткнулась носом в землю, принюхалась, издала хриплый торжествующий звук и уверенно бросилась к тем кустам, куда скрылись сыры. Остальные собаки последовали за ней.
На поляну выскочила свора охотничьих собак
Из вереницы разнообразных звуков выделился и стал слышнее тот, что напоминал гудение полузадушенной волынки. Одновременно с ним послышались человеческие голоса. И вот из-за деревьев выскочило на поляну необычное существо: у него было четыре костлявые ноги, на которых держалось тело, похожее на перевернутую кверху дном лодку, сооруженную из старого, сшитого из заплат, мешка. Туловище было увенчано не менее удивительной головой, напоминавшей выброшенную за непригодностью картонную коробку, на которой чьей-то неумелой рукой была нарисована конская морда. Верхом на этом чудище восседал крупный и по всем признакам не слишком приятный человек.
– Куда они исчезли? – орал он во всю глотку. – Догнать! Они там!
Он вытянул руку из мешковины, украшавшей его тело, и ткнул в сторону, куда умчались собаки. Потом достал откуда-то трубу, дунул в нее и издал те самые ужасные «волыньи» звуки. После чего поднял трубу высоко в воздух и с силой опустил на круп своего «боевого коня».
– Эй, дидл-дэдл! Больно! – вскричало несчастное существо и побежало быстрее под звуки трубы и продолжающиеся удары по спине. (Если она у него была.)
За ним скакали другие такие же чудища с такими же всадниками, которые так же лупили их чем попало и слышали в ответ жалобные вопли.
Внезапно самое последнее в скачущей группе чудище резко остановилось. Вернее, остановились передние ноги, а задние продолжали двигаться и чуть не столкнулись с передними и не запутались в них. Послышался усталый возглас «Уфф!», и потное багровое лицо вынырнуло из картонной коробки, которая служила, как вы, наверное, помните, головой. Потное багровое лицо обернулось к всаднику, рот раскрылся и произнес:
– Хватит с меня, Таймень! Теперь я хочу быть всадником.
– Но я же заступил, только когда мы вошли в рощу, а до этого ты долго помыкал мною, разве не так? – ответил тот, кого назвали Тайменем.
И тут, не удивляйтесь, у задних ног тоже оказалось лицо, и рот, который был на нем, тоже вступил в разговор.
– Да, – подтвердил он, – и ты, Хрящ, пытался заставить нас перепрыгнуть через эту чертову изгородь!
– Ладно, хватит спорить, – сказал тот, кто был впереди. – Иначе мы окажемся позади всех, а вы знаете, за это нас по головке не погладят.
– Что ж, – обиженным тоном проговорил всадник, – будь по-вашему!
Он спрыгнул на землю, снял куртку из мешковины, сдернул с головы цилиндр, и теперь ясно (как на нашей картинке) стало видно, из чего состояла эта странная «лошадь»: двое мужчин внизу и один (всадник) наверху.
Бывший всадник и передние ноги (с головой) поменялись нарядами и местами, и новый наездник с трудом забрался в седло.
– Только не вздумай направить нас вброд через ручей, – проворчали задние ноги. – Тренировка тренировкой, а надо и честь знать!
Багровое потное лицо мужчины показалось оттуда, где должна быть голова «лошади»
Тело «лошади» поднялось вверх – под ним оказалось два человека
– Хорошо, – ответил седок, – а вы поддайте жару, чтобы не прийти к финишу последними! Но! Вперед!
Он сломил крепкую ветку с ближнего дерева и хлестнул заднюю часть «коня».
– Потише, ты! – раздался крик. – Дождешься, когда придет мой черед!
Чудище отправилось в путь, над поляной повисла тишина.
Диковинные существа продвигались через рощу, и со стороны это зрелище было воистину диковинным, почти неописуемым. Посудите сами: впереди всех неслись сыры на ножках (настоящие, но, правда, дикие, а не домашние сыры!). За ними – уже настигая их – бежали разъяренные собаки, а замыкали процессию люди. Охотники. (Если можно их назвать тем и другим словом.) Бешеный лай разрывал ночной воздух – и становилось ясно, что собаки вот-вот настигнут свою добычу и вцепятся в нее. Страх заставлял сыры мчаться быстрей, однако мычали и блеяли они все тоскливее и безотраднее. (Можете увидеть на картинке, как все они выглядели.)