И побежала по лестнице их корпуса, прижимая к себе листок с задачами.
И, только выскочив из дома, вдруг передёрнула плечами: а если эта белобрысая тоже положила глаз на Игоря? Помрачнев, Алька в первую очередь подумала, что невезучесть, похоже, продолжает её сопровождать чуть ли не по пятам.
Но задавила это впечатление и побежала к первому корпусу особняка.
Подбегая к крыльцу корпуса, Алька неожиданно для себя решила: «Да куда этот Игорь денется? С той белобрысой он общается вынужденно. А здесь, вокруг него, только престарелые тётеньки. Вот с кем бы мне надо познакомиться ближе и побольше узнать о семье! Хм… Сейчас время близкое к обеду. Вроде Игорь говорил, что он только привозит продукты, а готовкой занимаются именно… э-э… дамы? Напроситься, что ли, помочь? Кухня — место, где можно столько всего узнать!»
Только хлопнула входной дверью, закрывая за собой, как сразу учуяла ароматы будущего обеда — жареного лука, полусваренной капусты и других овощей, ну и к ним ещё какие-то запахи, которых не узнала.
Чтобы попасть на кухню, пришлось пройти гостиную, везде принюхиваясь, сунуться в несколько открытых дверей. В закрытые — страшновато: а вдруг там не то, что надо? А то и вовсе — не те, кто нужен? Потом нашёлся незаметный коридор, по которому Алька пошла уже на позвякивание и погромыхивание посуды. Правда, потом пришлось свернуть в небольшой коридор, который привёл к тупику, вернуться к нужному и пройти коридор, который уже уверенно благоухал кухонными запахами. Ну и лабиринт…
— Здрасьте, — пытаясь быть собой, но отчаянно робея, вновь, как перед завтраком, поздоровалась она. — Я могу вам чем-нибудь помочь?
Только что полная движения и деловитого негромкого говора, кухня, показалось, замерла. И только на здоровенной плите, видной от порога, стояла такая же здоровенная кастрюля, в которой что-то смачно побулькивало и клокотало.
— А, это вы, милочка, — отмерла дама постарше, повязавшая поверх длинного тёмного платья белейший фартук. — Ещё пара рук на кухне никогда лишнем не будет. Слева от вас, в углу, рукомойник. Вымойте руки, а затем начните приводить в порядок уже использованную посуду. Ведь эти дни, что вы будете жить здесь, вам придётся столоваться с нами?
— Да! — ответила Алька, обрадовавшись конкретным делам и спокойному отношению к своему приходу.
Фартучек ей преподнесли тёмно-синий, а его лямки помогла завязать за спиной самая младшая из дам — дочка старшего хозяйкиного сына, припомнилось девушке.
Правда, доля её работы оказалась не самой лёгкой: под использованной посудой дамы имели в виду ту тяжеленную чугунную утварь, в которой жарили, парили, тушили продукты, перед тем как положить их в ту большую кастрюлю на плите. Сначала Альке почудилось, что её хотят использовать, как последнюю служанку. Потом сообразила: они уже привыкли вместе работать, а что предложить ей? Вот и сунули мытьё посуды, которую обычно оставляют на после готовки.
А занявшись делом, разглядела, что все три женщины задвигались по кухне гораздо энергичнее, чем до её прихода, и даже хмыкнула: значит, они ей рады! Пусть даже из-за того, что значит — им теперь работы меньше.
В первые минуты её присутствия дамы либо помалкивали, либо говорили только о готовке. Алька, занятая отдраиванием очередной сковороды, тоже молчала. А потом… Начала жена младшего из сыновей Ангелики Феодоровны — того, со смешным и слишком ласковым для видного, высоченного мужчины — Владиславушки.
Звали её Аделаида Тихоновна.
Алька, когда вновь услышала это имя (обратилась к ней старшая, потому девушка и вспомнила), в очередной раз удивилась: откуда только берутся такие имена? Или всё дело в старинных родах да семьях?
Отличалась та Аделаида Тихоновна от двух других тем, что фартук на ней хоть и был белым, но косынку она повязала на голову цветастую, весёленькую. И вообще, была гораздо оживлённее остальных дам. Правда, первый её вопрос к Альке был довольно серьёзным, хоть и задан шутливым тоном:
— А вы, Алика, насколько дальняя родственница уважаемой Ангелике Феодоровне? Надеюсь, в число её будущих наследников не входите?