— Но если это важное письмо?
— Важное? Ну что там может быть важного? Штраф? Или трепотня ваших родственников из Америки? Я вам говорю — у нас нет важных писем.
— Извините, но…
— Мой брат работал в правительственном учреждении и однажды получил заказное письмо, что его хотят послать в Нигерию как специалиста по акулам. Мой брат побежал и потратил уйму денег на всякие книжки про Нигерию и акул. Короче, назавтра выяснилось, что произошла ошибка. Сегодня он работает в какой-то столярной мастерской в Яффо. Вот вам и «важное письмо»…
— Но я все же хочу прочесть свои письма!
— Ладно, я попробую повлиять на сына, чтобы он после снятия марок вернул вам самые важные письма.
— Спасибо, может, мне дать вашему сыну ключи от моего почтового ящика?
— Ни в коем случае. Ребенок должен знать, что собирание марок — нелегкое занятие.
Так мы подписали соглашение на поставку марок. Циглер-младший заявил, что мне будут переданы лишь письма с цветными марками.
Безобразие
Однажды я пошел спать раньше обычного — назавтра мне нужно было встать в пол-десятого. Крепкий сон смежил мои веки, но через некоторое время я проснулся.
— Дайте спать! — рычал в темноте голос, преисполненный ненависти. — Уже пол-одиннадцатого! Выключите радио!
Я привстал на кровати — и действительно, с конца нашего дома доносилось что-то вроде музыки. Правда, точнее сказать я ничего не мог из-за криков.
— Мы хотим спать! — орал весь микрорайон. — Тихо! Выключите радио!
Начали просыпаться и жители соседних домов. В домах зажигали свет, город пробуждался. Торговец, живущий сверху, включил новости на всю громкость, и это нарушало права личности на тишину в Тель-Авиве. Разносчик льда йеменского происхождения — старик Салах, живущий наискосок от нас, несколько раз упомянул Бен-Гуриона, что обычно свидетельствует о том, что он взволнован. Я подскочил к окну, ибо должен присутствовать при ссорах. Ведь это свойственно человеку.
— Тихо! — закричал я во все горло. — ТИХО! Где домком? ДОМКОМ!..
Сантехник Штокс, он же председатель домкома, вышел на свой балкон и начал топтаться на нем в смятении.
— Ну, чего же вы ждете, — говорили ему, — вы председатель домкома или нет? Сейчас строго наказывают за включенное на всю громкость радио.
— Бен-Гурион! — кричал Салах. — Прекратить эти глупости, Бен-Гурион!
…Да, Штокс героизмом никак не отличался. Вообще-то его выбрали только из-за хорошего почерка и способности к слепому послушанию.
— Выключить немедленно… я очень прошу… ну в самом деле… — закричал председатель, но никакой реакции не последовало. Ужасная музыка продолжала портить всем настроение.
Штокс понял, что честь его семьи и будущее его детей поставлены на карту, и поэтому продолжал более энергично:
— Если не прекратится это безобразие, я обращусь в муниципалитет!..
Напряжение росло. Вдруг звуки музыки усилились, дверь распахнулась и на пороге квартиры первого этажа появилась статная фигура доктора Биренбойма, государственный отдел туризма.
— Кто тот невежда, — изрек доктор Биренбойм проникновенно, — для которого Седьмая симфония Бетховена — это безобразие?
Молчание. Тяжкое молчание.
Имя Бетховена заполнило пространство, проникнув в нас до мозга костей.
Штокс дрожал всем телом. Я отступил на несколько шагов, дабы продемонстрировать, что я с ним не заодно. Прекрасная музыка царила в наступившем молчании.
— Значит, для господина Штокса Седьмая симфония — это безобразие? — Доктор Биренбойм решил завершить свою победу. — Поздравляю, господин Штокс!
С этими словами он вернулся к своему приемнику походкой, выражающей полное презрение к окружающим. Его поведение свидетельствовало о полном и несомненном интеллектуальном превосходстве. Штокс остался на арене, он был разбит наголову.
— Я был так рассержен, — шепотом оправдывался он, — что даже не обратил внимания, что это Бетховен.
— Тихо, — ополчились на него, — музыки не слышно!
Горе побежденному! Штокс весь сжался, а мы предались прослушиванию торжественной музыки величайшего гения всех времен. Мы растянулись в креслах и были увлечены прекраснейшими мелодиями до наступления приятного головокружения. Я возвел глаза к звездам, и меня объял священный трепет: Бетховен. Такие чувства я испытывал в эти минуты.
Однако наискосок от нас Салах и его жена Этрога все время шептались.