В коридоре ничего не изменилось.
– Жильцы забрали с собой люстру? – криво усмехнулась Лера.
Но через секунду ей в голову пришло другое объяснение.
Девушка осторожно вышла в коридор, добралась до распределительного щитка, закрытого не замочком, а всего лишь небрежно стянутой проволочкой, и включила автомат.
В квартире тускло вспыхнула висящая на голом проводе лампочка. Сорокаваттная. Пыльная.
– А жизнь-то налаживается, – с иронией произнесла Лера, вернувшись в квартиру.
И, не удержавшись, бросила взгляд на своё отражение, появившееся в потемневшем от старости зеркале древней прихожей.
С удовольствием посмотрела.
В меру высокая, но не длинная, стройная, но не тощая, соразмерная, красивая… Никаких сомнений – красивая. Глазастая и улыбчивая обладательница прелестных ямочек на щеках и роскошной гривы чёрных, как смоль, волос, Валерия Викторовна Кудрявцева привлекала внимание всюду, где появлялась, а очевидная примесь восточной крови добавляла девушке пьянящего, нездешнего шарма.
Улыбнувшись и чихнув от поднятой пыли, Лера протиснулась мимо выставленного в коридор шкафа, выглядевшего настолько ветхим, что прикоснись – развалится, третьим и последним ключом со связки отперла дверь в комнату, но сразу её не открыла, постояла, словно пытаясь представить, что её ждёт впереди, пробормотала:
– Надеюсь, уборка займёт не больше недели…
И лишь после этого распахнула скрипучую дверь.
Комната оказалась непомерно узкой, походящей на пенал и навевающей мысли о раскольниковских стенах, что «души и ум теснят». Потрескавшийся линолеум на полу, возможно, ветеран линолеумной промышленности, первый рулон, сошедший со стропил линолеумной фабрики… или откуда они там выкатываются? В общем, старый. На стенах – его ровесники-обои, выцветшие до полной блеклости, украшенные кое-где подозрительными потёками. Слева – продавленный диван, щедро оставленный предыдущими жильцами, в связи с полной своей никчёмностью, рядом с ним – кухонная табуретка, на которой пылилась превращённая в пепельницу консервная банка. Выкрашенная в гнусно-коричневый цвет батарея источала леденящий холод.
Комната наваливалась, сдавливала плечи и вообще походила на хищную пасть! Лера ощущала это почти физически, первым порывом девушки было броситься прочь, но… но ведь жить-то где-то надо. В конце концов, это же временно всё, обещали же отдельную благоустроенную квартиру – по закону положено.
Справившись с желанием послать всё к чертям собачьим и проснуться, девушка подошла к окну, раздвинула старые, плотные и тяжёлые, словно сшитые из фанеры, шторы и попыталась открыть створки… Безуспешно. В целях борьбы со сквозняками или просто в неизвестных целях рама оказалась забитой гвоздями.
– Интересное кино…
Пробормотала и тут же обернулась – из коридора донёсся едва различимый скрип.
– Кто здесь?
Тишина.
«Показалось?»
Показалось, что старая квартира и весь старый дом замерли в ожидании? Что притаились, наблюдая за тем, как среагирует на происходящее новая жиличка. И кривая берёза – гадина! – оказалась с ними заодно, потому что в тот самый миг, когда девушка уже убедила себя в том, что никакого скрипа не было, в окно крепко стукнула потревоженная ветром ветка.
– Ай! – вскрикнула от неожиданности Лера, поворачиваясь спиной к двери.
И тут же её слух резанул жуткий скрип из коридора.
Наглый. Царапающий.
– Не подходите!
В дверях возникла неясная фигура с топором в руках.
– Не трогайте меня!
Перепуганная девушка схватилась за табуретку…
– Сулейман? – переспросила администраторша, с подозрением разглядывая стоящего у стойки регистрации мужчину: невысокого, полного – но не толстого! – черноволосого и носатого. В дорогом костюме и с золотыми часами на запястье. Мужчина планировал занять лучший номер лучшего отеля Озёрска – «президентский» люкс, – оплаченный на месяц вперёд, однако содержание предъявленного паспорта вызвало у строгой администраторши определённые сомнения: – Сулейман?
– Сулейман, – жизнерадостно подтвердил носатый и обаятельно улыбнулся: – Для друзей – Суля.
Однако растопить холодное женское сердце с кавалерийского наскока не получилось.
– Сулейман? – продолжила администраторша, прищуриваясь, словно целясь из «маузера». И на мгновение показалось, что в тишине холла ненавязчиво щёлкнул снятый предохранитель.
– Сулейман.
– Вы?
– Я, – с достоинством кивнул невысокий. Он уже понял, что от улыбок толку не будет, и решил сменить манеру поведения. – Сулейман Израилович Кумарский-Небалуев. А в чём проблема?
– Русский?
– Нет, чёрт возьми, азер… – мужчина даже чихнул от негодования, – азербайджанец!
– А почему у вас паспорт наш? – осведомилась женщина, услышавшая только последнее слово и не имевшая, по всей видимости, представления о том, что такое ирония.
И тем повергла Израиловича в кратковременный ступор.
– Откуда у вас наш паспорт?
– Потому что я русский, голубушка, – пришёл в себя Сулейман. – Неужели по фамилии не понятно?
– По какой из них?
– По обеим.
– А если непонятно?
– Тогда перечитайте.
– Зачем вы меня путаете?
– А вы что, полиция?
– Нет, но могу вызвать.
– Так вызывайте, и покончим с этим! – трагическим тоном предложил носатый и встал в позу. – Пусть! Пусть вся страна с негодованием узнает о тех невыносимых страданиях…
– Я думал, вы уже в номере, – уныло сообщил подошедший к стойке молодой человек, тоже в костюме, но не таком шикарном, как на Сулеймане Израиловиче. – Думал, вы принимаете душ…
– Из меня эту самую душу вынимают! – трагически сообщил Кумарский-Небалуев, прикладывая руку ко лбу. – Меня мучают…
– Понятно. – Молодой человек повернулся к администраторше и сделался унылее прежнего. – Ну-с, любезная Августина Ксенофонтовна, чем вам не угодил наш гость?
Молодого человека, судя по всему, в гостинице хорошо знали. Услышав вопрос, неприступная прежде администраторша перегнулась через стойку и негромко, но веско поведала:
– Подозрительный у него паспорт, товарищ Пихоцкий, имя-фамилия вызывают естественные подозрения. Надо бы проверить.
Интонации выдавали в женщине опытного осведомителя различных органов и комиссий, возможно, даже потомственного, однако унылый молодой человек ухитрился развеять её неприступность всего четырьмя словами:
– Личный гость господина Чикильдеева.
После чего развёл руками, показывая, что и рад бы выслушать соображения столь опытного администратора во всех подробностях, да смысла не видит, и повернулся к скучающему носатому:
– Приношу извинения, Сулейман Израилович. Честное слово: не ожидал.
– Зато здесь, наверное, безопасно, – сменил гнев на милость Кумарский-Небалуев. – Мышь не проскочит.
– Мышей у нас нет, – зачем-то поведала администраторша.
Мужчины внимательно оглядели её, кивнули, после чего Пихоцкий уныло продолжил:
– Ваш автомобиль у дверей. Вот ключи, документы и доверенность. Анисим Андреевич ждёт вас на объекте после обеда. Обедать рекомендую в ресторане при отеле: кухня хорошая, готовят быстро. После встречи покажу вам другие местные заведения.
– С плохой и медленной кухней?
– У нас есть разные, – развёл руками Пихоцкий. – Выберете на своё усмотрение.
– Приятно, наверное, быть таким остроумным? – осведомился Сулейман.
– Умение вовремя пошутить раскрашивает жизнь яркими красками, – проскрипел унылый помощник Чикильдеева. – Может, всё-таки согласитесь взять шофёра?
– Нет, – качнул головой Небалуев. – Я люблю водить машину.
И направился к лифту.
Августина Ксенофонтовна смотрела ему вслед с прежними сомнением, а пальцы администраторши машинально ёрзали по столу так, словно поглаживали лежащий на нём «маузер».
– Ты, что ль, жиличка новая? – опуская топор, прошамкала старуха в чёрном платке и засаленном переднике, надетом поверх старого, расписанного жёлтыми драконами, халата. – А я – Агафья Михайловна Брауншвейг, соседка твоя сверху.