— Господин Курфюрст, — кивнул кавалергард на своего кота. — Наш эксперт.
— К-котоферма! — хохотнул канцлер и продолжил, несмотря на шиканье Бельской: — Так драка-то будет? Хотя бы кошачья?
Воронцова снова проигнорировали.
Серый котик обогнул кавалергарда, повел носом, чуть пряднул ушами и двинулся дальше, сделав вид, что Курфюрст тут совершенно не при чем. Кот-кавалергард мурлыкнул, улегся у сапога фон Рауха, но продолжал следить за Дымком.
Рядом с Бельской Дымок задрал хвост трубой, громко заурчал и потерся мордочкой о ее ногу.
— Вы нравитесь зверю, Виктория, — на удивление мирно, без подколок, улыбнулся канцлер. Его лицо порозовело, ушла синева с ногтей, и в целом Воронцов выглядел уже совсем неплохо.
— Хотела бы я отнести это на счет своего обаяния, но дело в профессии, — ответила Бельская, заканчивая перевязку. — Животные просто любят ментальных магов. — Она завязала последний узелок и повернулась, держась за поясницу. Протянула руку к Дымку — кот тут же ткнулся головой ей в ладонь.
— Да ты киса, ты хорошая киса… Ты умничка, ты всех ведьмаков сейчас переловишь, красавец. Ты еще и ласковый, не то что некоторые…
Канцлер опять нетактично фыркнул, и тут же сморщился от боли.
— Осторожнее, ваше высокопревосходительство, — в голосе фон Рауха трещинкой звучала усмешка, — действие анестезии проходит, не растревожьте рану.
— Господин канцлер, — вкрадчиво спросил отец Георгий, мягко переступив поближе к Воронцову, — вы можете рассказать, что случилось?
Охранитель встал между канцлером и кавалергардом, всем видом показывая — от меня не отвязаться. Придется ответить на вопросы.
— Понятия не имею, — пожал плечами Воронцов, досадливо поморщившись. — Это Павел Лунин, мы с ним лет двадцать не говорили, — канцлер хмыкнул, но уточнять не стал. — Он окликнул, я обернулся — а из живота уже нож торчит. Спасибо Георгу, не дал психу меня дорезать. — Канцлер мотнул головой в сторону кавалергарда и замолчал на несколько секунд, справляясь с тошнотой. — Простите… Мне сейчас очень странно. Я ведь и без этого вашего магического зелья призрака видел. Думал — все, пришла за мной костлявая.
— Расскажите, пожалуйста, поподробнее, — вкрадчиво попросил епископ. — Призраки по моей части.
Канцлер отвел глаза.
— Лиза. Лунина. Покойная сестра этого… убивца дерганного. Моя первая любовь. На старости лет да перед лицом смерти, — канцлер незаметно перешел на пафос дешевой пьески, — такое вспоминаешь отчетливо, особенно, когда видишь во плоти…
— Вынужден разочаровать, — вклинился кавалергард. — Это был не призрак, а вполне живая племянница Лизы, прибежала на вопль папеньки. Изумительное фамильное сходство, но никаких привидений. Ваше преосвященство, опрос потерпевшего закончен.
Там временем котик обходил оглушенного Лунина. Он двигался аккуратно, будто перетекая, осторожно ставил лапки так, чтобы не испачкаться в крови.
Рядом с забинтованной культей Дымок снова поднял свой роскошный пушистый хвост.
Отец Георгий скосил глаза на кавалергарда. Тот пристально смотрел на Дымка, но охранителю показалось, что мысли господина фон Рауха витают где-то очень далеко от залитой кровью гостиной.
Глава 3. Арест
В столичном особняке Луниных было тесно от людей в форме. Где-то на первом этаже бестолково метался испуганный дворецкий, изменивший своему величавому спокойствию.
Несмотря ни на что, свои обязанности он исполнял исправно — через несколько минут слуги зажгли свечи во всем доме.
Элизу усадили в большой гостиной, даже пустили к ней горничную с нюхательной солью — но барышня Лунина отказалась от помощи. Элиза замерла в кресле, сжалась от испуга, только переводила взгляд с одного вооруженного человека на другого.
Молодой полковник с нашивками личной императорской гвардии отдавал короткие приказы подчиненным. В его глазах плескался злой, веселый азарт.
На Элизу пока никто не обращал внимания, только замер в углу один из гвардейцев — сторожить.
Какие-то люди выносили бумаги из отцовского кабинета. Кто-то методично и тщательно обыскивал дом, кто-то допрашивал слуг внизу.
Элиза долго, не шевелясь, смотрела на своего охранника-конвоира. Он стоял в полумраке, и в мягком свете свечей мог бы показаться статуей или тенью. Элиза, сама не зная, почему, не сводила с него глаз. Глядела на посеребренные пуговицы мундира, на красную выпушку, на крошечную соринку, прицепившуюся к сукну у воротника (и как разглядеть сумела?), на подбородок с едва заметным порезом от бритвы… Вцепиться бы ногтями!