— Я вызову себе такси, чтобы тебе крюк не делать, — сменила тему она.
Видимо, на пары сегодня не пойдет. Я только пожал плечами, потому что так даже лучше — если бы повез ее, Макс бы остался недокормленным.
На парах я все никак не мог собрать себя в кучу, все время думал либо о Нике, либо о кошаке. Рано или поздно придется решить что-то и с ней, и с ним, хотя небольшую отсрочку для обеих проблем я получил.
Но, когда я приехал домой, кот буквально выполз в прихожую, хрипя и натурально рыдая. Я бросился в ванную, где у меня хранилось его обезболивающее, приготовил шприц, сломил верхушку ампулы. Руки тряслись так, что никак не получалось попасть иголкой в горлышко. И потом, перехватывая шприц, я выронил в раковину и его, и ампулу.
— Блядство! — рыкнул я, потому что успел набрать только треть дозы, а все остальное утекло в трубу.
Как назло, это была последняя ампула. Я сделал укол тем, что было, и хотел было поехать купить ещё, у меня есть рецепт. Но замер на пороге, держась за ручку.
Имею ли я право так мучить его? Все эти уколы, слезы, боль при каждом движении — почему я упорно заставляю его это все испытывать? Почему я не могу сделать, что положено? Это, блять, настоящая жестокость. До лета я хотел? Ещё две недели страданий?
— Ладно, — пробормотал я, поднимая его на руки и меняя ключи от мота на ключи от машины, — ладно, я смогу.
Это мне жалко на него смотреть. А ему больно! Ему мучительно больно каждый чертов день!
Макс почти не шевелился, наверняка не было сил, так ещё и больно. Я просто положил его на переднее сиденье и ехал так аккуратно и быстро, как только было возможно.
— Здравствуйте, Евгений Вадимович, — приветливо улыбнулась администратор. Да, мы тут очень частые гости, — вы разве записаны на процедуры?
— Усыпите его, — прохрипел я, бережно прижимая к себе все ещё плачущего и вздрагивающего кота.
Сидящие в ожидании своей очереди люди возмущённо закудахтали, но я не слушал.
— Вы уверены? — осторожно, но без неприязни уточнила девушка.
Уж она-то знает, что у этого кота история болезни толще его самого.
— Я больше не могу его мучить, — мотнув головой, я прижал комок белой шерсти к груди покрепче, — что для этого нужно?
— Запись на прием, для начала, — с сожалением покачала головой администратор, глядя на экран, — на сегодня свободных мест, к сожалению…
— Ну хотя бы обезболивающее можно уколоть? — попросил я, понимая, что сам дурак, припёрся без звонка. — У меня закончилось, ему очень больно.
— Да, конечно, инъекцию можно сделать, — кивнула она, начала заполнять что-то.
— Он аж плачет, бедолага, — я дернулся, потому что не ожидал услышать рядом незнакомый голос, бедный Макс захрипел, — девушка, а можно уступить мою запись? Нам-то что, только зубы почистить, запишите на другой день.
— Спасибо, — пробормотал я, не глядя на мужика с переноской в руках.
— Спасибо вам, — повторила администратор, — тогда подпишите согласие, я сейчас распечатаю.
Пока я заполнял данные свои и кота, они обсуждали необходимость эвтаназии для тяжело больных, в целом, одобряя мое решение. Запоздалое, мать его. Давно пора было освободить кошака от этих мучений.
— Ему ведь не будет больно? — уточнил я прежде чем поставить свою подпись в конце.
— Разумеется, нет, сначала его погрузят в сон, а после уже введут соответствующий препарат для эвтаназии, — кивнув, я все же подписал, — подождите несколько минут, пока доктор закончит предыдущий прием.
Кто-то смотрел на меня с осуждением, кто-то с жалостью, но я присел на стул и осторожно гладил льнущего ко мне кота. В груди было тяжело и горько, руки дрожали. Столько лет вместе, столько любви и царапин он мне подарил. А я не могу даже артрит ему вылечить, бесполезный какой-то хозяин.
Когда меня пригласили в кабинет, я был готов разрыдаться.
— Постарайтесь сохранять спокойствие, чтобы он не нервничал, — может, хорошо, что попался тот самый врач, который тогда предложил его усыпить.
Макс уже хорошо знаком со столом ветеринара, кажется, не особенно волновался. Ну или просто ему было не до того. Я проследил за введением наркоза и гладил его, пока он не заснул. Когда меня попросили выйти, я упёрся, потому что хотел быть с ним, но врач настоял.
Я выполз в приемную, свалился на стул, спрятал лицо в ладонях и больше не смог сдерживаться. Разрыдался, как девчонка. Все тело ломило, как будто у меня тоже артрит. Как будто меня тоже сейчас убивают. Но ему хотя бы сейчас не больно, он просто спит. Просто уснул навсегда, и я был с ним рядом, пока он засыпал. Ему больше не будет больно.
Я не понял, сколько времени прошло. Просто силы кончились ещё и на слезы. Я встал, утер лицо рукавами футболки, расплатился. Мне отдали небольшую картонную коробку, похожую на обувную, выразили сожаление, но я почти не слышал. Заложило уши, болели глаза. В груди больше не было тяжело, там появилась сосущая пустота.
Я толком не понимал, что теперь делать с этой коробкой. Невольно вспомнилось хорошее и красивое место за городом, в роще.
В багажнике всегда лежит саперная лопатка, так что достаточно глубокую ямку я выкопал без труда. Почему, блин, нет такого кладбища, где можно было бы нормально похоронить питомца?
Отметить могилку было нечем. Ни камней каких-нибудь, ни ещё чего-то. Надо сделать что-то сейчас, потому что потом я не смогу вернуться. Вот просто не смогу себя заставить. Нарвал одуванчиков поблизости, аккуратно разложил на холмике.
— Покойся с миром, верный друг, — прошептал я, поглаживая слегка влажные комья земли.
Потом провал. Очнулся уже в лифте, двери открылись. Сам не заметил, как приехал домой. Домой, к родителям. Ключей с собой нет, пришлось звонить.
Увидев батю, я не смог ничего ответить на его вопросы. Просто уткнулся лбом ему в плечо и вздохнул, ощущая нихрена не ласковые, но искренние поглаживания по затылку и шее. И мамуля обняла. Кажется, они и без слов все поняли.
Мне налили пятьдесят грамм, долго пытались покормить, но при виде еды начинало подташнивать.
— Оставайся сегодня, — предложила мама, гладя меня по плечу.
Да, они бы отвлекли меня, все такое. Но дома ещё остались незавершённые дела, которые потом все равно напомнят.
— Я… — покачав головой, я кашлянул. — Я хочу немного побыть один, ладно, мам? В четверг приеду на ужин.
— Можешь и не только в четверг, — улыбнулась она, крепко меня обнимая, — давай я тебе с собой твои любимые котлетки дам? Вдруг захочется?
Я пытался отказаться, но батя одним только взглядом приказал не мешать маме заботиться, пришлось брать. Я боялся, что он будет насмехаться, у меня ж глаза красные, видно, что ревел, но нет. Постоял со мной у машины, молча покурил, похлопал по плечу. И немного отпустило. Он понимает, как много для меня значил Макс. Спасибо ему, что он понимает.
Я благодарно сжал его руку, и получил улыбку в ответ.
— Терять близких больно, — тихо сказал батя, отщелкнул окурок куда-то в клумбу, — но лучше так, чем мучиться, верно?
Я только кивнул, поджимая губы. Если не я один так считаю, значит, наверное, так и есть. Значит, так правда лучше.
Дома пришлось выкидывать запасы корма, миски, лоток, игрушки. Не хотелось оставлять на память, потому что я и так его не забуду, а болезненные напоминания ни к чему. Не стал оставлять в ведре, сразу вынес. Так будет легче.
Скатал и убрал спальник, поставил мамины контейнеры в холодильник. Выкинул кошачьи лекарства. Вроде как, уже стемнело, надо было бы сделать задания на завтра и ложиться спать. Но я просто сел на диван в темноте и тупо уставился в темный телик. Пусто как в квартире стало.
От трели звонка я аж вскочил на ноги, сердце чуть не выпрыгнуло. С трудом переведя дыхание, я сначала хотел забить, но потом все же пошел глянуть, кого принесло.
Ника. На пороге стояла смущенная и встревоженная Ника. Пошарила взглядом у меня в ногах, словно хотела увидеть Макса. И приглашающе раскрыла объятия.
Я не удержался, прижал ее к себе, уткнувшись носом в шею. Ее тепло успокаивало. Думаю, дома тоже было бы спокойнее, зря я уехал. Такое в одиночку не переживешь.