После этих благожелательных строк (написанных не без помощи Аленкара) первые известия о «путешественниках» содержались в письме, отправленном Эгой Виласе из Нью-Йорка. Само письмо было коротким и чисто деловым, но к нему был добавлен постскриптум, озаглавленный: «Общие сведения для друзей». В нем говорилось о тяжелом плавании из Ливерпуля в Нью-Йорк, о постоянной грусти Карлоса, о Нью-Йорке в снегу, под сверкающим солнцем. И было еще написано: «Мы опьянены путешествием и намерены бороздить нашу тесную Вселенную, пока не выветрим наши печали. Мы хотим посетить Пекин и проехать вдоль Великой Китайской стены; пересечь Среднюю Азию, Мервский и Хивинский оазисы и попасть в Россию; оттуда через Армению и Сирию доехать до Египта, омыться в водах священного Нила; потом отправиться в Афины, почтить в Акрополе Минерву; навестить Неаполь; окинуть взглядом Алжир и Марокко и наконец в середине семьдесят девятого года расправить усталые члены в постелях Санта-Олавии. Не буду больше царапать пером бумагу, уже поздно, а мы идем в оперу на «Севильского цирюльника» с Патти. Крепко обнимаем всех наших друзей».
Виласа переписал эту часть письма и носил с собой в бумажнике, показывая верным друзьям «Букетика». Все восхищенно одобрили столь прекрасный и рискованный маршрут. Лишь Кружес, в страхе перед необъятной вселенной, грустно промолвил: «Они сюда не вернутся!»
Однако через полтора года прекрасным мартовским днем Эга появился на Шиадо. И вызвал настоящую сенсацию! Возмужавший, покрытый загаром, весьма изысканно одетый, он блистал остроумием и сыпал рассказами о приключениях на Востоке; в искусстве и поэзии он не признавал теперь ничего, что не пришло из Японии или Китая, и объявил о большой книге, «его книге», в жанре героической хроники и с подобающе строгим заглавием: «Путешествие по Азии».
— А где Карлос?..
— Карлос остался в Париже, в роскошной квартире на Елисейских полях, и ведет жизнь мецената эпохи Возрождения…
Однако Виласе, посвященному в тайны семейства Майа, Эга открыл, что Карлос еще не оправился от своего потрясения. Он живет, смеется, правит фаэтоном в Булонском лесу, но в глубине его души лежит тяжелое и черное воспоминание об «ужасной неделе».
— И все же годы идут, Виласа, — добавил он. — А с годами проходит все, если это не Китай…
Прошел и этот год. Рождались и умирали люди. Созревали злаки, опадали листья. Прошли годы.
В конце 1886 года Карлос приехал на рождество в расположенное близ Севильи поместье своего парижского друга, маркиза Вилья-Медина. Из этого поместья под названием «Уединение» Карлос написал Эге в Лиссабон, извещая, что после почти десятилетнего изгнания он решил вернуться в старую Португалию — взглянуть на деревья Санта-Олавии и на чудеса Авениды. К тому же у него есть потрясающая новость, которая поразит Эгу, и, если ему любопытно поскорей узнать ее, пусть приезжает с Виласой в Санта-Олавию: там они насладятся дружеской беседой и вкусной свининой.
«Он женится», — подумал Эга.
Уже три года (со времени последнего посещения Парижа) Эга не видел Карлоса. К несчастью, поехать в Санта-Олавию он не смог, ибо лежал в номере отеля «Браганса» с ангиной после необычайно милого ужина у Силвы в ночь Поклонения волхвов. Но Виласа повез в Санта-Олавию письмо, где Эга, жалуясь на ангину, умолял Карлоса не объедаться свининой на берегах Доуро, а поспешить в столицу с великой новостью.
Карлос пробыл в Санта-Олавии недолго, и ясным, тихим утром в январе 1887 года друзья наконец завтракали вместе в ресторане отеля «Браганса», поглядывая в окна, выходившие на реку.
Уже оправившийся от ангины Эга сиял и, как всегда, пребывая в возбуждении, смаковал кофе и ежеминутно вставлял монокль, восхищаясь Карлосом, который «нисколько не изменился».
— Ни седины, ни морщинки, ни следа усталости!.. А все Париж, мой милый!.. Лиссабон изматывает. Посмотри на меня — ты видишь вот это?
И он тонким пальцем указал на две глубокие морщины по обе стороны рта. А более всего его удручает лысина: она появилась два года назад, а теперь уже видна вовсю.
— Посмотри на это безобразие! Наука отыскала средства против всего на свете, кроме облысения! Цивилизации сменяют друг друга, лысина остается!.. У меня она сияет, как бильярдный шар, не правда ли?.. Отчего бы это?
— От безделья, — смеясь, заметил Карлос.
— От безделья?!. Тогда почему у тебя ее нет?
К тому же, чем можно заниматься в этой стране?.. Три года назад, по возвращении из Франции, он хотел было посвятить себя дипломатической карьере. У него всегда была склонность к этому поприщу, а теперь, когда бедная матушка покоится в большом фамильном склепе Селорико, у него есть и деньги. Но потом раздумал. К чему сводится, собственно говоря, португальская дипломатия? К некой разновидности того же безделья, только за границей и с постоянным сознанием собственного ничтожества. Нет, лучше уж Шиадо.