Некоторых учеников томил этот беспорядок в классе. Нина предложила несмело:
— Расскажите-ка лучше, Евстафий Евтихиевич, как строили пирамиду Хеопса, а то от шуму голова разболелась.
Учитель встрепенулся, подошел к передним партам и, сложив руки на груди, сказал:
— Тогда слушайте. Я расскажу вам, как строили пирамиду Хеопса.
Но на этот раз никто не хотел знать, как ее строили. Все это давным-давно знали: и сколько лет ее воздвигали, и сколько рабов замучили, и сколько рабы съели хлеба и лука.
Учитель все-таки продолжал:
— Ее строили очень долго. Царь египетский Хеопс поверг Египет во всевозможные бедствия невыносимыми поборами и велел всему населению строить и строить. Всех запрягли в работу. Одни таскали камни из каменоломен, другие перевозили через реку, третьи тащили их к месту вручную. Народ мучился десять лет только над одним проведением дороги, по которой тащили эти камни. А само сооружение пирамиды длилось целых двадцать лет.
Учитель показывал картины пирамид, сфинксов, храмов, гробниц, изделия из фаянса, покрытого цветной глазурью: кубки, статуэтки, бусы, подвески, амулеты, скарабеи, некторали, объяснял красоту форм, отменный вкус и поразительное чувство меры египетских зодчих.
Того огня, с которым говорил он об этом раньше, на этот раз не было. Он сам понимал, что выражение его лица не согласуется с деланным удивлением перед чудесами Египта. Наверное, взгляд его был растерян и молящ. Он догадывался об этом по жалостливому выражению глаз отзывчивой Нины Сердитых. Ему стало жалко самого себя. Обида на лентяев, сидящих на задних партах, овладела его сердцем. Голос его обрывался, пропадал. Он не представлял себе, как кончит рассказ про пирамиду Хеопса. И вот в такой момент он увидел Женьку Светлова, непринужденно плюющего в проход между партами. Женька сидел к учителю боком и рассказывал про очередную свою стычку с заовражными ребятами.
Задыхаясь от гнева, от презренной слабости подозрений, что каждый способен его обидеть, учитель, приблизившись к ученику и дрожа, сказал:
— Как ты смеешь плевать на пол? Кем это позволено — делать такое бесчинство в классе?
— А если у меня потребность? — ответил Женька совершенно спокойно. — Что же мне, терпеть прикажете?
— Следует спросить позволения у преподавателя… выйти… и использовать плевательницу…
— Тогда разрешите плюнуть в плевательницу, — сказал Женька тем же тоном невозмутимости, поднимаясь с парты.
— Иди, — растерявшись от такого натиска смелости, ответил Евстафий Евтихиевич. — Как же, сделайте одолжение… Демонстрируйте плоды своего воспитания.
Ученик вышел под любопытствующими взглядами всего класса к дверям и сказал:
— Плевательницы нет. Можно в угол?
Лица многих загорелись весельем. Ждали исцеляющего от классной скуки скандала.
— Ну, плюнь в угол, — сказал учитель разбитым голосом. — Плюй куда вздумается. Заплевывай что угодно и кого угодно. Такое время — все дозволено.
Стало тихо. Нина глядела на Женьку с укоризной.
Но тут поднялся его товарищ по парте и сказал:
— Разрешите, Евстафий Евтихиевич, и мне попробовать.
— Оставьте баловство, бесстыдники. По годам ведь женихи.
— Разрешите, — повторил ученик настойчиво, не сводя с учителя глаз.
— Нельзя, — решительно приказал учитель. — Сказано — нельзя.
— Почему мне нельзя, если Женьке можно? Ученики все равноправны или нет? Это нечестно.
— Ну так идите, если у вас нет ни ума, ни совести. Идите!
Ученик вышел, так же долго стоял в углу и откашливался. Это развеселило учеников на задних партах и окончательно вывело всех из равновесия. Вслед за ним просился третий, к нему присоединились новые голоса, и поднялся с задних рядов общий гул: «Позвольте! Позвольте плюнуть!»
— Плюйте! — заревел учитель. — Плюйте в старика, доконайте его…
Он стоял, комично встрепанный, в потертом пиджаке, страшно поношенном, с залатанными локтями. Повернулся и вышел из класса. За спиной учителя стонали ученики: «Разрешите плюнуть!»
3
Евстафий Евтихиевич вошел в учительскую в то время, когда директор и Пахарев, склоняясь над школьным расписанием, определяли в школьной сетке количество и место уроков новому учителю.
— Вам будут удобны утренние часы, — сказал Иван Дмитриевич Пахареву, не замечая Евстафия Евтихиевича, который подошел к ним сзади и сел в углу.
Евстафий Евтихиевич вдруг сорвался с места и зашагал по учительской, бормоча: