В дверях он приостановился, но не оглянулся.
— Постарайся, обязательно постарайся использовать наше пребывание здесь, чтобы окончательно помириться с Бартом. Он теперь не тот, что был раньше. Ты ведь слышала его речь на подиуме. У этого молодого человека способности настоящего оратора. Его слова пробуждают в людях добрые чувства. Сейчас он может вести за собой людей, тогда как раньше он был скрытен и застенчив. Мы должны благодарить Бога, что Барт, наконец-то, освободился от своей скорлупы.
Я покорно склонила голову:
— Конечно, я сделаю все возможное. Прости меня, Крис, что я бываю так безрассудно упрямой, вот и сейчас опять…
Он улыбнулся и вышел из комнаты.
В «ее» ванной комнате, которая соединялась с великолепной туалетной комнатой, я медленно раздевалась, пока ванна из черного мрамора наполнялась водой. Меня окружали зеркала в позолоченных рамах, отражавшие мою наготу. Мне нравилась моя фигура, все еще стройная и прямая, и груди мои еще не обвисли. Раздевшись донага, я подняла руки, чтобы вынуть шпильки из волос. Разглядывая себя в зеркалах, я попыталась представить мою мать, стоявшую в той же позе, думающую о своем втором муже, который был моложе ее. Задумывалась ли она о том, где он пропадает в те ночи, когда он был со мной? Догадывалась ли, кто был любовницей ее Барта до того страшного Рождества, когда все выяснилось? Скорее всего догадывалась!
Ужин прошел спокойно.
Двумя часами позже я расположилась в «лебединой» кровати, разбудившей во мне днем такие щемящие воспоминания. Лежала и смотрела, как раздевается Крис. Как и обещал, он распаковал багаж, развесил в шкафы мою и свою одежду, сложил в комод наше нижнее белье. Сейчас он казался усталым и немного грустным.
— Джоэл сказал мне, что завтра придет прислуга договариваться о найме. Надеюсь, ты сможешь переговорить с ними.
Я удивленно приподнялась:
— Но я думала, Барт сам будет нанимать прислугу?
— Нет, он предоставил это тебе.
— Ох…
Крис накинул свой пиджак на бронзовую скульптурку слуги, и я вспомнила, что отец Барта, муж моей матери, делал так же, когда они здесь жили — вернее, не здесь, а в том, старом Фоксворт Холле. Воспоминания просто преследовали меня… Абсолютно голый, Крис направился в «свою» ванную комнату.
— Я только приму душ и приду. Пожалуйста, не засыпай без меня.
Я лежала в полутьме и вглядывалась в окружающие меня предметы. Меня охватило какое-то странное раздвоение личности. Мне казалось, что это не я, а моя мать, я представляла себе четверых детей, запертых на чердаке. Чувствовала страх и вину перед ними, чувствовала угрозу, исходящую с нижнего этажа от презренного старика, который жил да жил, но не давал жить другим — жестокий, злой и бессердечный от рождения. Какой-то голос снова и снова нашептывал мне все это. Я закрыла глаза и попыталась унять свою разыгравшуюся фантазию. Я больше не слышала голосов, не слышала музыки. Я ведь не должна уже дышать пыльным сухим воздухом чердака. Всего этого уже нет. Мне уже пятьдесят два года — не двенадцать, тринадцать, четырнадцать или пятнадцать.
Нет больше прежних запахов. В доме пахнет краской, деревом, свеженакленными обоями и новыми тканями. Здесь новые ковры, покрывала, новая мебель. Все-все новое, вплоть до разнообразных антикварных вещиц в салонах и кабинетах второго этажа. Нет прежнего Фоксворт Холла, только имитация. Да, а почему все же вернулся Джоэл, если ему нравилось в монастыре? Ему, привыкшему к монашеской аскетической жизни, деньги, вероятнее всего, в самом деле не нужны. Наверно, для возвращения были другие причины, а не только желание увидеть, что сталось с его родовым гнездом. Он остался здесь, даже узнав, что умерла его сестра — наша мать — единственная, кого он надеялся застать в живых. Ждал случая увидеться с Бартом? Что привлекло его в Барте и удержало здесь? Он даже согласился быть здесь кем-то вроде дворецкого, пока мы не наймем настоящего. Я вздохнула. Зачем искать что-то таинственное в поворотах судьбы? Все-таки деньги всегда были первопричиной всего.
Глаза мои слипались от усталости, но я старалась прогнать сон. Надо было подумать о завтрашнем дне, об этом неизвестно откуда свалившемся на нас «дядюшке». Неужели мы достигли всего, что когда-то обещала нам мать, только для того, чтобы уступить все Джоэлу? А если он не будет оспаривать завещание нашей матери, и мы сохраним доставшееся нам наследство, то какой ценой?
Наутро Крис и я спустились по правому крылу двойной лестницы с уверенностью владельцев дома и хозяев собственной жизни. Он взял меня за руку и крепко сжал ее, когда я сказала, что мои тревоги ушли, и Фоксворт Холл больше не страшит меня.
Мы застали Джоэла в кухне за приготовлением завтрака. На нем был длинный белый фартук, а на голове — высокий поварской колпак. Все это выглядело как-то нелепо на худой стариковской фигуре. В моем представлении, поваром должен быть обязательно человек полный. Однако я была благодарна старику за то, что он избавил меня от работы, которую я всегда недолюбливала.
— Надеюсь, вам понравится яичница по-бенедиктински, — произнес он, даже не взглянув на нас.
К моему удивлению, яичница по-бенедиктински оказалась великолепной. Крис съел две порции. После завтрака Джоэл показал нам несколько пустых комнат без мебели и отделки.
— Барт рассказывал мне, что вы любите уютные комнаты с удобной мебелью, поэтому он предоставил вам возможность самой обставить эти пустые комнаты, по вашему вкусу, — с кривой улыбочкой произнес он.
Что за насмешка? Ведь он, наверно, знает, что мы с Крисом не собираемся оставаться здесь надолго. Потом я подумала, что Барт просто не знал, как обставить эти комнаты, и хотел, чтобы я помогла ему, но сам попросить об этом постеснялся.
Когда я спросила Криса, сможет ли Джоэл оспорить завещание нашей матери и попытаться взять себе из наследства какую-то часть, он покачал головой и сказал, что не знает, существуют ли какие-либо законные способы передела наследства, если вдруг объявится «умерший» наследник.
— Барт сам бы мог выделить Джоэлу столько денег, чтобы ему хватило до конца жизни, — сказала я, в который раз припоминая каждое слово из последних пожеланий моей матери и из ее завещания: в нем она ничего не говорила о своих старших братьях, видимо, считая их умершими.
Пока я все это обдумывала, Джоэл снова оказался на кухне, явно собираясь наготовить столько еды, что ее хватило бы на целую гостиницу. Крис задал ему какой-то вопрос, я не расслышала. С мрачным видом Джоэл ответил:
— Конечно, дом все-таки не совсем тот, что был когда-то, хотя бы потому, что при постройке сейчас никто не использует деревянных гвоздей. Я перенес всю сохранившуюся старую мебель в свои комнаты. Я ни на что не претендую, поэтому останусь жить в комнатах для прислуги над гаражом.
— Я уже говорил, что не следует вам там оставаться, — нахмурился Крис. — Вы — член нашей семьи и не должны так стеснять себя.
Между тем, мы уже видели огромный гараж, и комнаты, размещенные над ним, едва ли были маленькими и тесными.
— Пусть он там останется, — захотелось мне воскликнуть, но я промолчала.
Прежде чем я поняла, что происходит, Крис настоял, чтобы Джоэл поселился на третьем этаже в западном крыле дома. Я вздохнула, мне отчего-то было неприятно, что Джоэл будет жить на одном этаже с нами. Ну да ладно! Послушаем мы его рассказы — удовлетворим свое любопытство, отметит Барт свой двадцать пятый год рождения, и вместе с Синди мы улетим на Гавайи.
Примерно в два часа дня мы с Крисом, устроившись в библиотеке, разговаривали с мужчиной и женщиной, у которых были отличные рекомендации. Вроде все было в порядке, но я заметила, что они почему-то украдкой переглядываются. К тому же мне не понравилось, что они вели себя так, как будто давно знают нас. Крис уловил мое негативное отношение к этой паре.
— Мне жаль, но мы уже наняли другую семейную пару, — сказал он.