— Расскажите мне. Уверен, что я смогу что-то посоветовать.
Я задумчиво смотрел на старого мага, который, кажется, искренне хотел помочь мне и прикидывал, чтобы такого ему соврать, чтобы не объяснять всю глубину проблемы. Но прежде чем я успел придумать удобную ложь, магистр внезапно вздрогнул, смотря на меня.
— Я знаю этот взгляд… Никогда не думал, что увижу такой вновь, — неожиданно хриплым голосом произнёс Грицелиус.
— Вот как? И что же, по вашему, означает мой взгляд? — поднял бровь я.
Глаза верховного магистра превратились в пылающий огонь. Воздух вокруг превратился в пылающий купол из тонкой стены пламени. Маг замолчал на некоторое время, поглядывая на меня исподлобья, а затем начал издалека:
— То что я вам расскажу, является тайной круга красных башен и никогда не должно быть известно кому-то другому. Даже графу. Никому. Вам это ясно?
— Нас могут услышать. — тихо заметил я.
— Не могут. Звуки передаются по воздуху, а купол сжигает его, не давая им разнестись дальше.
— Это не уйдёт дальше меня без вашего позволения, можете быть уверены. — твёрдо посмотрел в пылающие глаза я.
— До меня верховным магистром красных башен был мессир Шень Систриус. Я был его личным учеником. Никто, кроме небольшой группы наших магистров этого не знает, но каким-то образом мой бывший учитель сумел сделать то, что не может ни один человек. Он убил другого человека.
— И как это связано со мной?
— Общеизвестно, что люди неспособны на серьезный вред друг другу: на прямую ложь, сознательное убийство, или любое другое осознанное действие, которое, так или иначе, серьёзно навредит другим людям. Смерти на дуэлях, во время разборок лордов, обманы неверных мужей и жён, даже просчеты церкви из-за которых появился наш круг, лишь следствие людской глупости, совершая которую, люди искренне думали, что делают как лучше. Шень Систриус каким-то образом сумел обойти или изменить это правило. Мы поняли это тогда, когда слишком часто люди, что мешали кругу распространять своё влияние стали сгорать в случайных пожарах. Конечно, пожары в южных странах — не сказать, чтобы редкое явление, случается. Но так избирательно и именно у тех кто был с нами несогласен? Магистры долго не могли в это поверить, но совпадения все копились и копились. Узнав об этих подозрениях, я спросил у учителя это лично.
Старый маг замолчал, слегка прикрыв глаза.
— И что было дальше?
— И тогда я увидел в его глазах тот же взгляд, что и у тебя. Он сказал мне, что это всё чепуха и наветы завистников, конечно же. Однако позже я сам застал его за поджогом — прочитав память огня на очередном, уже затухающем пожаре. Затем мы с другими магистрами вычислили его следующую цель и застали его на месте. Мы не хотели его убивать — да и не могли, но он напал на нас, поняв, что его раскрыли. Он был старым, сильным и опытным магистром, но мы были моложе, и нас было больше. В итоге он почти выдохся, и мы предложили ему сдаться, однако он ответил на это очередным потоком ревущего пламени.
— И что с ним стало?
— Он умер от истощения. Такое случается, когда мастер начинает перегонять свою жизнь в нейтраль, и забирает слишком много.
— И вы полагаете, что я…
— Что ты такой же. А теперь посмотри мне в глаза и скажи, что я ошибаюсь.
Глаза верховного магистра были похожи на солнечные протуберанцы, и сложно было что-то прочитать в них. Если он сумел понять это… Не факт что мне удастся обмануть его. Поэтому я промолчал, прикидывая, как бы поудачнее грохнуть его на месте и не превратиться в факел.
Внезапно купол вокруг нас потух, а глаза магистра стали обычными, тёмно-красными. Он слегка сутулился и присел.
— Так я и думал. — вздохнул он.
— И что вы будете делать теперь?
— Это ничего не меняет, я всё ещё обязан тебе жизнью. Без тебя меня бы здесь не было, верно? Пойдём, прогуляемся.
Мы с магистром вышли на отдалённый участок городской стены, свободный от патрулей, чтобы поговорить без лишних ушей.
— Если так подумать, то это делает твой поступок ещё более ценным. Любой рыцарь спас бы меня, окажись он на твоём месте, он просто бы не смог поступить иначе — ведь это значило навредить мне. А ты мог не делать этого — но всё же сделал. — протянул Грицелиус. — Почему?