— Я, — говорю я, — старший менеджер. Чего желаете?
— Ты рожу-то свою в зеркале видал? — говорит она. — Би-идло! Собрались тут, деревенщины, пялятся. Ты чего пялишься, вот ты, в куртке засранной?
— Га-а-а! — ржет Саня. — Это она про меня.
— Хорошо пошло! — щерится Валерич. — Санька, запускай конвейер на полный! И переводи ее на второй цех.
Девица, горя глазами и обещая нам казни египетские, уезжает во второй цех.
Я отцепляю от губы изжеванную незажженную папиросу.
— Пошли покурим? — говорю.
— А ну стой, — хмурится Валерич. — И так от графика отбиваемся, щаз Абрамыч припрется, нудеть будет. Давай-ка следующего.
На конвейере подъезжает к нам крепкий парняга.
— Ну что! — говорит Валерич, сверяясь с документацией. — Николай Семеныч, какие мысли по поводу будущего?
— Ты, дед, — говорит парняга. — Случаем, не хочешь накуй пойти?
Валерич злобно переглядывается с нами.
— Никуя это не резонаторы, — констатирует Саня трагически.
— Фильтры, может быть? — говорю я.
— Да какие, в жопу, фильтры, — возмущается Валерич, поворачивается к парняге на конвейере, заглядывает в свою замусоленную папку. — Сынок, как насчет поработать менеджером среднего звена? Уютный офис, дружный коллектив? Шесть дней в неделю, четыреста баксов, а?
— Ты, старый, с дуба штоли гребанулся? — говорит парень с усмешкой. — Буду я в твоем офисе вкалывать, когда могу пойти нажраться или дать кому-нибудь в рыло, выцепить классную чиксу, например?
— Молодой человек, — говорю я. — Извините за довольно личный вопрос… Но не могли бы вы нам в двух словах обрисовать, хотя бы, свое будущее, я не знаю, есть ли планы какие-то у вас, может быть?
— Да без проблем, бро, — улыбается парень. — Знаешь, что я планирую? Слышь, я планирую просто угорать, просто отрываться, всегда и везде. Я буду делать врум-врум-врум на своем «Опеле-Манте» или смахнусь на кулаках, без аргументов, где-то на опушке, размахивая фаером, с полудюжиной хотеней вроде меня, болеющих за другую команду, слышь, я употреблю пару марочек и поймаю стаю бабочек, или я буду ехать через всю страну в разрисованном автобусе, набитом наркотиками, точь-в-точь как «Веселые Проказники», я буду пяжиться со всеми подряд и принимать все, что шторит! Ох, чувак, не держи меня! Я буду выжимать на полную по встречке, едва понимая, что держусь за руль и где он вообще, я буду сам себе Хантер Томпсон и сам себе Ирвин Уэлш. Я, мать твою, попробую все. Я буду трясти своим гигантом-ланнистером перед зеркалом, нацепив на голову безразмерные розовые трусы случайной шлюхи. Я буду стучать этим гигантом в двери и по столу. И — знаешь что? — мне это понравится! Я буду нюхать и курить, всаживать и встромлять, я буду впердюхивать и вставлять. Я буду варить синий и убираться по-черному, буду жить кислотным миксом и пячить резиновых кукол, и даже, наверное, своих лучших друзей, потому что мне будет уже все равно, кого пячить, я порву свои школьные тетрадки и порву институтские конспекты, и я порву с гребаным реалом, потому что в нем все равно нету ответов, как их нету нигде, даже если смиксовать вермут с сиропом от кашля и кодеином, я стану грибником, я стану филателистом, я буду втирать жизнь себе в десны, как она есть, — собирая ее трясущимися пальцами с пупка случайной стриптизерши, я буду отливать в супермаркетах, танцевать на зебре во время трафика, стрелять в людей из степлера и блевать на капот полицейской машины, я буду не тем-кто-ждет-стука-в-дверь, я буду тем-кто-в-нее-стучит, я стану преступником, изгоем, я стану самим дьяволом, не то что вы, парни, вы ведь просто парни, куда вам до этого, я буду просто-напросто чувствовать себя живым, чувак…
— Достаточно, — прерываю я, переглядываясь с Валеричем. Беспомощно развожу руками.
— Кэ Гэ А Эм, — тяжело вздыхает Саня.
— Саня, оборот, — командует Валерич, свирепо топорща усы.
Саня вновь вздыхает и послушно дергает за рычаг.
— Вот ведь хитрожопый старый пердила, — цыкает зубом парень, уплывая от нас на конвейере.
— Не смотрите на меня так, — говорю я. — Говорил же на собрании еще когда, техника в звизду негодная! Шестой барахлит! Вот теперь расхлебываем.
— Давайте, млять, брейнсторм! — говорит Валерич. — Ты, Саня, тоже завязывай соплежуить, включайся в процесс.
— Может, приборы звиздят? — говорит Саня, нависнув над пультом, как генерал над тактической картой. — Или я куй знает что.
— Увеличь давление, — говорю ему. — Куй с ним, кто не рискует — тот не бухает шардонне.