— Сюда, сюда! Подходим ко мне, собираем сотню!
Машо твердым шагом подошло к существу и заявило:
— Я боец креативного фронта. Мой клип сейчас должны показывать по всем каналам. Работа над ним шла под руководством Ташо Пим и Робеспьеро Эврика. Требую доложить обо мне начальству. Меня зовут Машо Бац, мой номер MB/666/5736439565.
— Много вас тут таких креативных, — осклабилось существо. — Доложу, когда смогу. А пока на фронт.
Колонна двинулась к букашу, и уже через десять минут конскрипты ехали к Ногинску. За окном проплывали бесчисленные шопы, бокс-блоки, пара переделанных в сексодромы бывших университетов и монастырей. Мили-букаши то обгоняли транспортное средство, в котором ехало Машо, то пролетали навстречу.
— Что с нами будет? — спросило креативщицу сидевшее рядом лохматое существо лет сорока в неэлектронных очках, похоже, относившееся к вымирающему виду стрейт-мужчин.
— Поди разбери, — ответило Машо. — Аннигиляторы дадут, воевать заставят. Помрем, поди, как пленный в моем клипе.
— Так это вы — автор этого кошмара? С медведем? Как вы могли? Там, говорят, реального человека использовали, пленного!
— Точно так. Моя идея, — довольно ответило Машо.
— И вы здесь? Я думал, такие там, в Кремле сидят, у Ташо в кабинете.
— Ну, пока здесь. Посмотрим, что дальше.
— И как вы могли? Это же чудовищно!
— Само не знаю. Совсем охренело, когда снимали. Но джоб есть джоб.
— И это вы называете гуманизмом, демократией, свободой?
— Ты что, диссидент недобитый, что ли?
— Ну так, свободомыслящий человек.
— Свободомыслящие — это мы.
— Не знаю, не знаю. Какая свобода, если Amnesty даже мысли через очки контролировать пытается…
— Да и пусть. Нет у меня никаких диссидентских мыслей. А ты что, очки только такие носишь?
— Да. Выкинул электронные год назад.
— Ну, ты и маргинал. Я думало, вас таких давно эвтаназировали или пересажали.
— А я тихо сижу. Так, иногда делюсь мыслями с друзьями, пишу что-то в стол.
— Все равно тебя Amnesty накроет рано или поздно. На каких девайсах пишешь?
— На бумаге, от руки.
— Стилусом, что ли?
— Карандашом. На реальной бумаге, оберточной, из шопов.
— Каменный век. И что написал? Ты не ссы, я на тебя не надолблю.
— Да вот про демократию вашу и свободу. Говорить можно только то, что положено. Писать — что положено. Думать — что положено. Есть — что положено. Слушать — что положено. Читать — что положено. Да и в принципе читать скоро нельзя будет — народ уже буквы не разбирает, кто моложе тридцати. Вырастут — остальным запретят читать вообще.
— А зачем? И, кстати, все это — наш свободный выбор.
— Наш? Это чей? Если у меня другой?
— Ну, ты же живой пока. Не эвтаназирован. Не интернирован.
— Если б не война, то это было б ненадолго все. Уже интересовались, почему не джоблю.
— А че не джобишь?
— Ну так, пойду покрашу что, старикам фуда принесу… На хавку хватало до кризиса. А кризис — пусть кризис, война — пусть война, хоть можно собой побыть немного. Не до меня пока.
Букаш проехал через Ногинск и остановился посреди палаточного лагеря на опушке леса.
— Выходи! — скомандовал водитель в униформе.
— Слушай, ты поаккуратнее там, — Машо ткнуло локтем лохматого соседа. — И здесь особенно. Тут Amnesty на Amnetsy сидит и Amnesty погоняет. Будет время, потрепемся еще.
— Угу. Как тебя зовут-то?
— Машо. Машо Бац.
— А я Сергей.
— Да, древнее имя, не без изящества. Ну ладно, будем знакомы.
Пустырь у леса был заполнен огромными палатками. В центре между ними оживленно сновали туда-сюда существа в форме и в обычной одежде. Обитателей Машиного букаша построили в колонну по двое и отвели в центральное пространство.
— Соратники по ополчению! — сказало существо в сером костюме. — Сейчас вас разместят на ночлег и предоставят питание. Будьте готовы к подъему в любой момент. По данным разведки, неприятель готовится к атаке. Перед боем вам будут розданы аннигиляторы. Там есть только два средства управления — предохранитель и спусковой крючок. Как пользоваться, надеюсь, понятно. Дальнобойность — 300 метров. Применять по команде. Вперед!
Колонна подошла к палатке. Машо удалось в числе первых войти в нее и занять место у брезентовой стены. На циновке, покрытой одеялом, лежали пластиковые шлем, миска, кружка и ложка. Рядом устроилось существо подросткового вида и неопределенного гендера.