— Что? Да, так тоже можно. Но я предпочитаю нормальную беседу через пиявцев. Это как-то слишком агрессивно выходит.
Лева раздвинул локтем кусты шиповника:
— А, вот вы где. Хорошо, что вы ещё не уехали, Феликс Феликсович. Мне надо вас спросить о передаче дара.
По крайней мере, Лёва был всё ещё жив. Валера вдруг понял, что почти не надеялся на это. Но вот Лёва был здесь, Лёва не боялся пользоваться вампирскими способностями. Возможно, теперь его всё устраивало?
Это было бы… Валера не хотел думать об этом, как о чём-то хорошем, но если бы рядом был кто-то, такой же, как он — ему было бы проще.
— Разумеется, — кивнул Феликс. — Просвещать молодежь — моя обязанность. Паша, вы с Агриппиной Павловной идите к ней за вещами, я быстренько объясню, как обстоят дела, и догоню вас.
Они вышли с территории больницы. Чем дальше от нее, тем легче дышалось, и Валера даже не сразу заметил, что Лёва то и дело потирает бок и рубашка под расстёгнутой курткой на нем мокрая.
— Ты всё-таки к нему ходил?!
— К Валентину Сергеевичу? — зачем-то уточнил Лёва. — Да, ходил.
— Ожоги от святой воды хорошо кладбищенской землёй мазать, особенно если со сметаной смешать, — со знанием дела сказал Феликс Феликсович. — Или можно мазь Вишневского в аптеке купить. А если это занозы от осиновых кольев, то вытаскивать обязательно. Само не пройдет, вон друг Валера пусть поможет.
— Ну, святая вода или осина? — Валера остановился, поймал Лёву за воротник куртки. — Чем он тебя?
— Водой, — Лёва почему-то не стал вырываться. — Она жжется, я не думал даже. И он почему-то не знает ни про какую передачу дара. Как так, Феликс Феликсович?
Валера не мог представить себе, как это, — прийти к другу и получить святой водой в лицо… или куда там Лёве досталось? А он совершенно и не обиделся, собирался снова повторить. Но обсуждать это при ленинградском госте не стоило.
— А ты думаешь, мы это всем рассказываем? — Феликс Феликсович стоял рядом, засунув руки в карманы плаща и покачиваясь с носка на пятку. — Особенно этим, из «Хеллсинга»? Так вот приходим и говорим: «Дорогие наши братья охотники! Если хотите убить стратилата насовсем, то в первую очередь найдите…»
Он замолчал, хмыкнул, потом продолжил:
— И вот ведь странность, да? Я тебе, как стратилату, расскажу, ты местным охотникам передашь. Причём низовому звену, не руководству. Очень непредсказуемо!
— Боитесь? — поддел его Валера.
— Я? Было бы чего!
Феликс Феликсович улыбался. Мимо проходили люди, обходили их компанию, злились, но замечания делать не решались. Видимо, из-за Феликса Феликсовича. Может, думали, что он проводит им экскурсию.
— Мой амулет все равно никто не найдет, а если и найдет, то не сможет взять… так вот. Речь о каменных плитах.
— И вам она нужна?! — мгновенно подобрался Валерка.
Значит, все это время Феликс Феликсович прикидывался? Вешал на уши лапшу про профсоюз и всё остальное, а сам хотел, как Глеб, добраться до плиты?
— У меня своя есть, — пояснил Феликс терпеливо. — У каждого рода — своя. Вроде как контракт с… хм, не будем поминать лишний раз! Если ее разбить, род прерывается и новый стратилат не появится.
— Погодите…
— Ой все! — махнул рукой Феликс. — Дальше сами. Алексея Толстого почитайте, «Дракулу» вот ещё порекомендую. В общем, разбиваете плиту — род заканчивается. Пиявцы снова становятся людьми, народ ликует и бросает в воздух лифчики…
— Чепчики, — поправил Валера. Понимал, что Феликс Феликсович дразнит специально, а все равно не удержался.
— Зависит от накала эмоций. От большой радости и лифчики, уж поверьте. Так вот. Ты, Валерочка, единственное исключение. Ваша плита разбита давно, но кровь успели передать позже — про это Толстой тоже отлично написал, не соврал. Думаю, сам Руневский ему и диктовал. Какой был мужчина, настоящий офицер императорской армии, жаль, что что за ним дар Иеронов унаследовал. Ладно, ещё вопросы есть?
Валера потряс головой. В ней всё смешалось в какой-то однородный сумбур вроде размазанной по тарелке овсянки. Плита, Толстой, кровь, Руневский… последняя фамилия почему-то показалась знакомой.
— И где мне мою плиту искать? — спросил Лёва тем временем.
— Откуда я знаю? Мы с Глебом были не настолько близки, чтобы картами с координатами обмениваться! Сам ищи, в фамильных воспоминаниях поройся. Единственное, что могу сказать, — с собой он её точно не возил, а дальше — сами.
Он подождал новых вопросов, но Лёва подавленно молчал, и Валера тоже не мог придумать, что спросить. Перед глазами пыталась появиться спальня, освещённая едва-едва, кровать с балдахином, алая кровь на белой подушке, протянувшаяся из темноты рука в черной перчатке… смотреть на неё почему-то было больно.
— Нет, больше никаких вопросов, — сказал Лёва.
— А если что — через Агриппину Павловну передавайте. Отвечу в порядке неживой очереди, — засмеялся Феликс Феликсович. — До свидания, коллеги. Дорогая Маргарита, рад был познакомиться, вы действительно очаровательны. Увидимся седьмого ноября!
Хотелось помахать ему вслед и пожелать больше никогда не видеться.
— Валер, — до этого Рита держалась так тихо, что он почти забыл о ней, словно она была кем-то, само собой разумеющимся. Как Павел у Феликса — сумку донести, лопату подержать, а потом стоять в стороне и не путаться под ногами. — Ты понял, о чем он?
— В любом случае, нам сначала надо в библиотеку, — сказал Лёва.
— Сначала — в аптеку за мазью, — поправила Рита. — А потом уже идем читать Толстого. Надеюсь, этот Руневский не из «Войны и мира».