До закрытия они туда не успели. Когда подошли, библиотекарша уже погасила свет и запирала двери. «Именно человеческие ограничения и делают нас людьми», — напомнил себе Валера, придерживая Риту за плечо.
— Да не собиралась я её кусать! — фыркнула девушка. — Ты её духи разнюхал? Это не то что «Красная Москва», это «Красная Москва», сделанная на ближайшем рынке человеком, который даже в школе на химии не был. Я это в рот не возьму!
— Можем просто в окно влезть, — предложил Лёва. — Чуть попозже. Ну, или сначала ваши домашние библиотеки проверить. Потом, может быть, и мою. Если очень поздно ночью.
Последнее он предложил совсем без энтузиазма.
— Давайте сначала ко мне, — предложила Рита. — И уроки на завтра сделаем заодно. Нам нельзя не быть отличниками.
Ритина бабушка гостям обрадовалась.
— Валера! — заулыбалась она. — А это тоже ваш одноклассник?
— Нет, я из другой школы, — сказал Лёва раньше, чем Валера успел придумать ответ за него. — Недавно в этот город перевелся.
К счастью, Нина Николаевна на его похороны не ходила.
— Голодные? — не стала вникать она в подробности. — А я рыбу в кляре пожарила, и пряники свежие. Идите чай пить!
Отказываться от ужина было бы странно. Повезло, что они могли есть и нормальную человеческую пищу, а то точно бы не удалось объяснить родным, почему это детям достаточно перекусить один раз в месяц и вовсе не супом с гуляшом.
— Баб, а у нас есть Толстой? — спросила Рита, когда они все собрались на кухне.
— Который? — уточнила бабушка.
Форточка была открыта, но вся кухня все равно пропиталась рыбным духом. На плите отмокала сковородка с пригоревшим маслом, чайник солидно шумел на газовой плите, собираясь закипать. Валера сидел, как на иголках. Хотелось бежать куда-нибудь, делать что угодно, лишь бы Лёва передумал умирать, а приходилось сидеть, поддерживать вежливый разговор и интересоваться литературой.
— А их несколько? — спросил Лёва.
— Понятно, — вздохнула бабушка со знанием дела. — Папа Риты тоже так учился. Название вы, конечно, не запомнили?
Рита с улыбкой развела руками, мол, мы бы и рады помочь, но наследственность пальцем не раздавишь.
— Там что-то про упырей, — подсказал Валера.
— Про упырей? — Нина Николаевна покачала головой. — Вам по литературе задали? А в библиотеке, конечно, вы взять не могли? А когда надо-то? Завтра?
— Завтра, — согласилась Рита. — Ко второму уроку, да, Валер?
Он кивнул.
— Сейчас, к Клаве зайду, — Нина Николаевна встала. — У нее отцовская библиотека осталась, там должно быть. Вот ничего-то сами не можете! Хоть чай заварите, пока я хожу. Про упырей, значит. И чему вас сейчас учат?..
— Если бы вы знали, чему нас учат, — вздохнул Валера, когда за ней закрылась дверь. Рита выключила газ под закипевшим чайником.
— Если бабушка узнает, то точно загремит в больницу с инфарктом, — сказала она серьёзно. — Поэтому не нервируйте мне бабулю! И вообще, какие уроки у нас завтра?
Валере даже в дневник не нужно было залезать, чтобы вспомнить. Всё ещё тянулась первая четверть, и расписание он уже знал наизусть.
— Литература, физика, алгебра, биология и химия. Домашнее задание есть по всем, так что будет, чем заняться вечером. Лёв, ты с нами?
— Нет, я лучше пока Толстого почитаю и потом вам перескажу. Тем более… — он помолчал, глядя в окно. — Я давно в школе не был, не помню уже ничего.
— В смысле? — удивилась Рита, засыпая заварку в чайник. — Как ты так смог?
— Когда баба Нюра за мной пришла, — Лёва продолжал разглядывать город за окном, не глядя ни на кого из них, — и отвела к Валентину Сергеевичу, то он мне сразу сказал, что обычной жизни уже не будет. Охотиться на вампиров — такая же работа, как строить ракеты, и такая же полезная. Официально меня перевели в московскую школу, я родителям звонил, рассказывал, что всё хорошо. Иногда учебники читал, когда было время, но итоговые оценки мне всё равно просто так ставили, даже не спрашивали ничего. И я перестал.
Валера редко злился всерьёз. Но уж если злился, то воздуха переставало хватать, а в груди словно разгорался огонь, который можно было потушить только выпустив его. И хотя Лёву стоило пожалеть, а не орать на него, хотелось именно закричать, чтобы этот идиот понял уже, что его использовали, как пешку, которую никто не собирался делать ферзем.
Зачем образование будущему покойнику?
— Оказывается, Валентин Сергеевич ещё хуже, чем казался.
— Не говори о нём так, — попросил Лёва.
— Буду, — отрезал Валера. — Действительно, зачем ходить в школу и становиться кем-то, если можно всю жизнь быть охотником на вампиров? До самой смерти можно только этим и заниматься, да? Пока тебя в шестнадцать лет не похоронят!
— Я ему только помогал! — огрызнулся Лёва в ответ. — Если хочешь знать, он всегда защищал меня и в опасные места не пускал. Он обо мне заботился! Я по своей глупости умер, ясно?!
— Я ему башку оторву, — сказал Валера. — И бабе Нюре тоже, не посмотрю, что дурная кровь. Они не имели права так с тобой поступать!
— Я сам это решил!
— Мальчики, а может чаю? — перебила их Рита. — И можете так не орать, а то не услышим, когда бабушка придет. Вряд ли у нас получится её убедить, что это мы к школьному спектаклю готовимся.
— Ты права, — признал Валера. — Скушай, Лёва, пряничек.
— Сам скушай. И даже не думай о том, чтобы причинить вред кому-то из моих друзей, — сказал Лёва. — Ну, обещаешь?
Если бы Валера сказал нет, Лёва просто встал и ушел бы. Опять потащился бы к Валентину Сергеевичу, который придумал бы, как ещё его использовать ради общего блага. Чем больше Валера о нём думал, тем больше злился. И отдавать Лёву этому гаду он не собирался.
— Обещаю, — сказал он вслух. — Я ничего не сделаю твоим друзьям.
«Даже если они и полные уроды», — добавил он мысленно и точно решил, что завтра Лёву одного не отпустит, даже если нужно будет прогулять школу.