— Он умер, — напомнила Вероника Генриховна ледяным тоном. — В подвалах под школой.
— Ты снова о том высохшем трупе? — скривился Плоткин. — Брось, детка, не надо сказки рассказывать. По мнению одного моего знакомого, а он, между прочим, лучший хирург в нашем городе, труп лежал там несколько десятилетий. Так что хватит врать, шалава!
— Иван Борисович, ведите себя прилично! — одёрнула его Вероника Генриховна, а Валера шагнул к двери.
— Я могу рассказать, как умер ваш сын. Я свидетель.
Это было наглой и бессовестной ложью. Ничего Валера не видел. В то время, как Ивочкин допивал младшего Плоткина, Валера уже, наверно, лежал на алтаре и собирался умереть за то, чтобы дальше жили родители и Рита. Все, кто у него ещё оставались.
— Свидетель? — сощурился Плоткин, как будто плохо видел без очков. — Ты?
— Да. Могу рассказать подробнее, если хотите. Если нет, то я пойду, — Валера сунул руки в карманы, так было удобнее изображать независимость. — Я мог бы ответить на ваши вопросы и даже рассказать, где тело, но могу и не рассказывать, если не интересно.
Плоткин молчал долго. Разглядывал Валеру, Веронику Генриховну, и Валере очень хотелось, чтобы тот послал их по всем известному адресу. Не получилось бы укусить, да и ладно. Не пришлось бы с такой склизкой тварью сталкиваться.
— Заходите, — наконец, решил Плоткин и посторонился, пропуская их в прихожую. — Обувь тут снимайте оба. Маша, чайник поставь!
— Ты эту убийцу ещё чаем поить собрался? — донеслось откуда-то из соседней комнаты. — Я ей только крысиного яда налить готова. Не желаю даже видеть глаза её бесстыжие!
— Ну, не стыдно? — Плоткин смотрел на Веронику Генриховну. — До чего Машу довела! Тебе, конечно, не понять, как мать за ребенка беспокоится, ты-то за три года брака так и не родила…
— Я не очень хочу это слушать, — перебил его Валера. — Давайте я быстренько всё вам расскажу, а вы тут потом доругаетесь. Если ещё будет настроение.
— А ты ей под стать, — хмыкнул Плоткин-старший. — Такой же наглый щенок. Что, спишь с ней, пока её хахаль экскурсии по музею водит?
— Хотите меня обидеть? — улыбнулся Валера.
На душе становилось всё легче. Мир ничего бы не потерял, даже если бы Валера решил выпить старшего Плоткина в полнолуние. Разве что чище бы стало.
— Не получится, — продолжил Валера так же спокойно. — Вряд ли вы мне скажете что-то такое, что я ещё не слышал. Давайте к делу перейдём. Где вам удобнее — прямо здесь или в кабинете?
— Кабинет у меня для работы, пацан, — проворчал Плоткин. — А ты на кухню проходи. Маша, мы на кухне будем.
— Да чтоб вы провалились все! — трагично донеслось из глубин квартиры.
— Это чуть позже, — тихо заметил Валера.
На просторной кухне царила такая чистота, словно её только что оставил взвод уборщиц. На столе красовалась белая скатерть, на ней — хрустальная ваза с оранжевыми фонариками физалиса и колючими солнышками бессмертников. Из-под льняного полотенца выглядывал поджаристый бок пирога. Душно пахло тестом и ещё чем-то сладким.
— У вас есть бумага и ручка? — спросил Валера. — Возможно, понадобится записать несколько имен.
— Даже так? — хмыкнул Плоткин, но ручку взял и как хороший ученик приготовился записывать.
Вероника Генриховна невозмутимо закрыла кухонную дверь.
— Вы, наверно, знаете, что в ту ночь, когда нашли мумию, — начал мерно рассказывать Валера, — многие из нас собирались в подвалы под школой. Когда-то, говорят, там было вампирское капище, но теперь я в этом сомневаюсь — источник недостоверный.
— Мой сын не стал бы верить в такие глупости, — сказал Плоткин. — Вампиров не бывает.
— Да, — согласился Валера, а потом подошёл к нему со спины и прижал его руки к столу. Так было удобнее. — Не кричите.
Плоткин успел только оглянуться на него. Видимо, собирался окатить презрительным взглядом, мол, на кого зубы скалишь, щенок? Но вместо этого сам сорвался на придушенный хрип.
— Ч-что? Что у тебя с лицом?
— Это нормально, — сказал Валера и присосался к его шее, там, где под кожей бился пульс.
Вероника Генриховна стояла и молча смотрела, не двигаясь и не меняя позы, и по её лицу было не понять, нравится ей это или она не одобряет. Валера быстро о ней забыл.
Каждый человек — самый вкусный. С Плоткиным было не так, как с Ритой, и уж точно ничего похожего на то, как они с Феликсом обращали Агриппину Павловну. Здесь было иначе, проще и сложнее одновременно. Плоткин был здоров, Валера должен был стать его единственным хозяином. Обращение требовало времени.
Мужчина рухнул лицом в стол, и Валера оторвался от его шеи. Плоткин был несомненно, но, к счастью, обратимо мёртв.
— Долго он так пролежит? — спросила Вероника Генриховна.
Валера прислушался к своим ощущениям. Создание нового пиявца шло успешно, его уже даже можно было заставить шевелиться, дергая за ниточки, как марионетку. Интуиция подсказывала, что так развлекаться не стоит, на пользу ему это не пойдет.
— Часа три, может, больше.
— Поняла. Умойся пока, Лагунов.
Валера облизнулся, убирая с лица последние капли крови. Вот казалось бы, присасываешься языком, а всё равно потом весь в кровище. Как так получается? «В следующий раз проверю», — мелькнула в голове заманчивая мысль, и Валера затолкал её подальше.
Вероника Генриховна тем временем уверенно нашла рюмки, выставила на стол, пошарила по шкафам и добавила коньяк с тремя звёздочками на этикетке. С бутылкой сразу всё изменилось. Человек просто выпил лишнего, а след укуса на шее и не разглядеть, если не присматриваться.
— Подождем, — сказала Вероника Генриховна и налила себе. — Быстро он не напивался. Знаешь, когда он приезжал в Польшу, всегда в гостинице останавливался, но к нам обязательно заходил. Они с Сашей могли всю ночь на кухне сидеть с друзьями, а мне спать было нельзя. Вдруг им что-то понадобится! Как же я их всех ненавидела.
Валера не знал, что ей на это ответить, да она и не ждала. На свёкра смотрела так, что хотелось подальше переложить все ножи, и вилки тоже, просто на всякий случай.
— Меня любили обсуждать, — Вероника Генриховна улыбнулась. — Какая я плохая жена и пироги печь не умею, даже по маминому рецепту. В мире есть какая-то мировая справедливость, тебе не кажется?
— Нет, — честно сказал Валера. Если бы справедливость была, ни Лёва, ни Ивочкин не стали бы охотниками на вампиров, а Рита… Что бы было с ней в этом случае, Валера не брался и гадать.
— Ну и ладно, — подвела итог Вероника Генриховна и тоже замолчала.
Они сидели и ждали. Раздражающе тикали часы в почти полной тишине. Вероника Генриховна отошла к окну и без единого слова разглядывала улицу. Валере тоже говорить не хотелось. Он в кои-то веки чувствовал себя хорошо, как будто до полнолуния было ещё далеко или оно стало вовсе не важным. Не было смутного беспокойства, лежащего где-то глубоко страха перед полной луной — а вдруг не будет крови? Вдруг не получится никого найти? И что он тогда станет делать?!
Сейчас внутри поселилась спокойная уверенность, что всё обойдётся, что сил хватит, а голод будет вполне терпимым. Феликс не соврал, и это тоже радовало. Значит, можно быть вампиром и не чудовищем при этом.
Потом молчание нарушили шаги в коридоре.
— Ваня! — раздался уже знакомый женский голос. — Что вы там сидите молча? Что-то случилось?
— Мария Владимировна, — заговорила Вероника Генриховна. — Мы тут выпили по рюмочке за упокой, и он теперь спит. Хотите, поможем его уложить?
— Саше ты уже помогла! — ожидаемо раздалось из коридора. — Иди отсюда, сами справимся.
Мария Владимировна ввалилась в кухню. Это была полная блондинка с перманентом, в расходящемся на пышном бюсте домашнем халате, и раньше бы она Валеру разозлила, но сейчас, после еды, казалась даже забавной.
— Давайте я вам помогу его в кровать отнести, — Валера потянул Плоткина за руку, не столько поставив на ноги, сколько повесив на себя, заставил его шевельнуться, что-то протестующе пробормотать. Это было так просто, что даже удивляло — почему он не делал ничего похожего раньше. — Вы только скажите, куда именно!
Роняя мужчину на широкую кровать, Валера чувствовал себя совершенно счастливым.