— Значит, Глеб Мирославович всё-таки упокоился, — улыбнулась высокая неприятная старуха в длинном бордовом платье. — И эксперименты его не спасли, и талисманы от всего, включая манну небесную и негасимый огонь. Ну что же, закономерно. Как вы его прикончили, Лев Петрович?
— Мне обязательно отвечать? — обернулся к Феликсу Лёва.
— Нет, если не хочешь, всегда можешь посылать слишком любопытных к чёрту, — разрешил председатель профсоюза.
— Это я его убил, — сказал Валера и всей коже ощутил повисшую гробовую тишину.
— Между прочим, я ещё после смерти Серпа Ивановича говорил, что мальчишку надо убрать, — заметил бородач в светло-голубой рубашке и клетчатом пиджаке. — Когда у вас школьники настолько не уважают старших, то сразу ясно, что ничем хорошим они не закончат!
— И что вам не нравится? — спросил другой, худой, в пенсне и с бородкой клинышком. — Все мы считали Серпа Ивановича извращенцем из-за его любви к пионерам. Даже членов правительства обращать не хотел, подавай ему его «летние заготовки», как он их называл.
— Я и не говорю, что он, — клетчатый кивнул на Валеру, — не имел права потребовать кровь Серпа Ивановича. Но второго-то за что?! Причём ведь тоже, не просто убил, а силу выпил. Это по-вашему нормально, Антон Семёнович?
— Зато спас всех пиявцев, — отбил мужчина в пенсне. — Вы бы так смогли?
— Избыточная гуманность, — вставила всё та же старуха. — Чего их спасать, всё равно людьми стали. А это разве надолго?
— В общем, я против принятия этих двоих в профсоюз, — сказал мужчина в клетчатом пиджаке. — Предлагаю их убить и передать дар дальше.
Валера тоже глянул на Феликса. Тот стоял около карты. держась подальше от всех, но кивнул дружелюбно. Это успокаивало.
— Итак, — сказал он веско, — мы собрались здесь, чтобы обсудить двух новых кандидатов в наш профсоюз. Первый — Валерий Олегович. Унаследовал кровь Руневского и его уникальный дар. Не будем поминать Серпа Ивановича и его брата, они в это не вложились, и хорошо, если не испортили. Убил Серпа Ивановича и Глеба Мирославовича, нескольких пиявцев по мелочи. Число обращённых — три, считая связного. Второй — Лев Петрович. Бывший низовой сотрудник «Хеллсинга». Участвовал в убийстве трех стратилатов, пиявцев не считаем, своих обращённых нет. Давайте проголосуем. Кто за то, чтобы убить обоих?
Валера шагнул ближе к Лёве. Вот теперь он понял, в чём был подвох. Они сами пришли в ловушку! Феликс своими речами и глупыми вопросами обманывал лучше, чем если бы сразу напрашивался в лучшие друзья.
— Может, за каждого в отдельности голосовать? — предложила другая женщина, похожая на учительницу.
— Ну что вы, — покачал головой Феликс. — Убить друга никто из них не даст, я, пока с Валерием Олеговичем общался, насмотрелся. Ну, голосуем, товарищи, не задерживаемся.
— Я — за, — первым бросил клетчатый.
Валера почувствовал, как Лёва прижался спиной к его спине. Кажется, Феликс был прав, и это хоть немного, но успокаивало. В остальном ситуация была безнадёжная. Рита оставалась там, среди пиявцев, которым неизвестно, что приказали. Они с Лёвой были здесь вдвоём, но без оружия, и всё здесь не чурались регулярного питания. Шансов у них двоих против тридцати было немного.
— За, — сухо сказала старуха в бордовом. — Но прошу — без меня, я не любитель таких сцен.
— Да мы знаем! — бросил Василий Иванович с каким-то злым весельем. — Вам бы чтоб кто-то за вас грязную работу делал, а вам бы ручки не испачкать! А я вот против, не дело это. Молодые ж совсем ребята!
— Я тоже против, — спокойно сказал круглолицый мужчина со смутно знакомым лицом. — Посмотрите на них, какие замечательные дети, как они дружат…
— Аркадий Петрович, оставьте эти слащавости для детских книжек, — перебил клетчатый. — Они не ваши тимуровцы, они убили пятерых наших.
— Туда им и дорога! — сплюнул Василий Иванович. — Особенно Серпу, только коллектив позорил!
— Позвольте! — возмутилась старуха. — Если так рассуждать, то вообще никакого порядка не будет.
— А если убивать новеньких, то будет? — Василий Иванович повысил голос. — Будет порядок, я вас спрашиваю?
— Солдафон! — вполголоса бросила старуха, сложила руки на груди и отвернулась.
— Разрешите, я выскажусь, Феликс Феликсович, — поднялся со стула Антон Семёнович и кивнул Валере — совсем по-дружески, но тот больше никому не верил. В голове крутился план — напасть на кого-нибудь, дать Лёве прорваться к дверям… Уйдёт ли один? И как ему это сказать, чтобы остальные не поняли?
— Разумеется, дорогой вы наш, — с широкой улыбкой кивнул Феликс Феликсович. — Слушать вас истинное удовольствие.
— Начинается, — вздохнул кто-то в заднем ряду.
— Теперь до ночи не закончим, — согласился ещё кто-то.
— Да, ребята убили пятерых наших, — не обращая внимания на шепотки за спиной, сказал Антон Семёнович. — Но давайте говорить прямо: четверых они упокоили ещё будучи людьми. Вот эти два подростка… а тогда они были совсем детьми! Этим детям хватило храбрости выстоять и победить других. Имеем ли мы право судить их за то, что дети защищали свою жизнь? И потом… ну, это же просто-напросто смешно! Вы только вдумайтесь — что это были за стратилаты, раз с ними справились даже дети?
— Вот давайте без демагогии, — поморщился пожилой мужчина с кривоватым носом и высоким лбом. — Сказать «Я хочу твоей крови» даже ребёнок может. Не то чтобы в этом был особый героизм!
— Вы не правы, Осип Эмильевич, — сверкнул круглыми стёклышками пенсне Антон Семёнович. — Сказать такое, понимая, что будет дальше, способен далеко не каждый. Я считаю, что нам нужны такие новые товарищи. Я часто говорил и до сих пор говорю — я не знаю, как воспитывать настоящих советских людей. Какую магию применить, чтобы не вырос кулак и жлоб, думающий только о своих интересах. Но вот здесь перед нами, несомненно, достойные советские ребята. Убивать их точно будет ошибкой. Я за то, чтобы взять их в профсоюз.
— Прекрасная речь, — согласился Феликс Феликсович. — Кстати, Лев Петрович, Валерий Олегович, вы потом тоже сможете высказаться в свою защиту. В этом вопросе у нас демократия. Пожалуйста, поднимите руки, кто голосует за убийство?
Валера обвёл взглядом зал. Руки почему-то никто поднимать не спешили даже те, кто высказывался за.
— А меня вот какой вопрос интересует, — сказал лысоватый Осип Эмильевич. — Если мы этих двоих не примём, то вместо них — кого?
— У меня есть две замечательные кандидатуры, — солнечно улыбнулся Феликс Феликсович.
— Если это дамы старше восьмидесяти, то сразу нет!
— Вечно вы докапываетесь до каких-то несущественных мелочей, Василий Иванович!
— Да, — сказала старуха в бордовом платье. — Вместо них кого-то придётся назначить. Я своих пиявцев отдавать не готова, они мне и дома нужны.
— Всем свои дома нужны, Александра Михайловна! — заметил Аркадий Петрович. — Кому охота отдавать своего родного пиявца в стратилаты?
— А что, так можно? — шёпотом спросил Лёва.
Валера пожал плечами. Он и сам точно не знал. Конечно, ни один пиявец не сможет сказать своему стратилату такое. А если чужому и по приказу своего? Можно было уточнить это у Феликса, наверняка он охотно ответил бы, но после того вопроса, который он поставил на голосование, хотелось только одного.
— А можно мне высказаться? — шагнул вперёд Валера. — Так сказать, внести предложение, почему нас нужно принять в комсомол… Тьфу, то есть профсоюз.
— Давайте, — кивнул Феликс Феликсович. — Можете пообещать быть верными нашим идеалам, стране и партии. Это всегда производит впечатление.
— Я обещаю, — кивнул Валера, но продолжил иначе: — что лично вырву сердца двум ближайшим, кто окажется рядом. Потом заберу с собой в ад столько из вас, сколько вообще получится. Думаю, получится много. Надеюсь, все вы кого-то убивали в этом месяце, и Феликсу Феликсовичу предстоит откапывать только свежие трупы. Опять же — если он доживёт до этого счастливого момента. Кстати да, возможно, я в ад ещё и не попаду, а вот вы все точно там будете. Вот такие у меня предложения.
— А неплохо, — согласился Василий Иванович. — Правда же, неплохая речь!
— Убедительно, — кивнул Феликс Феликсович, и Валера только теперь смог вдохнуть глубже, пряча за спиной руки с выросшими когтями. Как бы там ни было, а насчёт пары сердец он был уверен — вырвать их будет не сложно.